Гость Панкор

Коми край в литературе

Recommended Posts

гамаюн

Это одна из версей . Возможно что русскоязычное население просто переправили букву " в" на более привычное твердое " г" . Предки мои живут там 1747 года , пригнаны на демидовские заводы с Калужской губерни. Это темнохвойная , горная тайга заходящия на юго-запад Свердловской области , район г. Шунут, Бардымского, хребта, Коноваловского увала. Еще Леонид Павлович Сабанеев в своих работах дал ему особое определение " Сергинский Урал". И сейчас еще там около 1000 кв .км не заселеной теретории , которая , кстати носит финно-угорское названия " Ревдель" . Ну а в 15-17 веке это была територия где встречались и вогульские племена и коми. И каждый народ оставил свой след. Мы с Вами одного возраста и помним тот пласт охотничей народной культуры , который сейчас потерян, к сожалению. Раньше достаточно было поставить на речки свою избушку и все знали что это мест занято и ни кто не лез. Великим позором и грехом было если встанешь на лыжню на чужом путике. Время измеряли ночами. ( Иду на охоту, на две, три ночи, пробыл в избушке две ночи) . Не говорили слово "убил" , взял, добыл. Помню, как удивился , два года назад, мой товарищь, когда на Томари я зашел в избушку и по привычки произнес " Хозяин, пусти ночевать". Хотя наверно сейчас молодым охотникам это кажется из области фантастики. По этому с интетересно читать, то что Вы публикуете . Жду с нетерпением продолжения Ваших публикации. С ув.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

... Раньше достаточно было поставить на речки свою избушку и все знали что это мест занято и ни кто не лез. Великим позором и грехом было если встанешь на лыжню на чужом путике. Время измеряли ночами. ( Иду на охоту, на две, три ночи, пробыл в избушке две ночи) . Не говорили слово "убил" , взял, добыл. Помню, как удивился , два года назад, мой товарищь, когда на Томари я зашел в избушку и по привычки произнес " Хозяин, пусти ночевать". Хотя наверно сейчас молодым охотникам это кажется из области фантастики.

У нас до сих пор так. По крайней мере для тех, кто соблюдает устоявшиеся традиции.

Я и сейчас ставлю в известность супругу, что иду на две-три ночи (3-4 дня стало быть), или "не вернусь пока не добуду, если беда не случится". И первый тост в избушке за Хозяина керки (избушки) чья бы это изба не была - моя, товарища, общая компании нашей. :kolobok_biggrin:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
гамаюн

У нас до сих пор так. По крайней мере для тех, кто соблюдает устоявшиеся традиции.

Я и сейчас ставлю в известность супругу, что иду на две-три ночи (3-4 дня стало быть), или "не вернусь пока не добуду, если беда не случится". И первый тост в избушке за Хозяина керки (избушки) чья бы это изба не была - моя, товарища, общая компании нашей. :kolobok_biggrin:

Интересно, очень интересно! Жалко ,что зачастую сейчас эти вековые охотничьи традиции , выработаные нашими предками уходят. И у вас наверно еще встречаются деды , что белкуют с погоном ( с кнутом)? География моих охот как то не приводила меня на запад от Урала, в основном это Урал , Сибирь, приходилось бывать и в Саянах. Но , с коми - охотниками приходилось охотится и неоднократно. В низовьях Большой Оби в Шурышкарском районе (Ямал) их очень много. Живут в поселках Мужи, Горки. В 90 годах мы там каждый сезон охотились. И то что Вы пишите мне понятно и знакома. И что такое тайга " не пускает" на своем горьком опыте знаю . Хотя для многих это кажется байкой. Мне кажется что и в охоте необходимо придерживатся традиций наших дедов и пращуров, уж точно в тайге не глупей нас были. По этому и читаю с упоением и взахлеб все что Вы печатаете. С ув.:kolobok_biggrin:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

И у вас наверно еще встречаются деды , что белкуют с погоном ( с кнутом)?

Не встречал и не слышал про кнут в наших краях. С рогаткой бывало видел, вместо пулек лосинные "орешки" зимой использовали... :kolobok_biggrin:

А так в основном с мелкашками охотили, патроны в ДОСААФ за "пузырь" с полведра насыпят было в совдеповские времена, потому и не берегли патроны. Часто со вкладышами от мелканов охотились на белку (дёшево и удобно), нелегальные мелкашки и сейчас ещё по деревням имеются. У нас их свободно продавали в своё время в сельских магазинах, наравне с консервами и конфетами... 27 руб. ствол, смешная цена даже по тем временам - шкура лисы 30 руб. была, куница 15 руб.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
гамаюн

С мелканом у нас бесполезно по ельникам белковать., Как говорил мой товарищь - медведя запихай на ель, не увидешь Я ходил с "Зауром" 20 калибра , курковка, 1921 года выпуска. Ореховый приклад, полные замки, цветная калка . Брал в магазине, б/у , цена была аж 120 рублей. А погон - это кнут, заткнул за пояс и в перед. Собака облает белку, отойдешь , ударишь им. Звук как от выстрела, резкий, звонкий. Белка и шевельнется. Ну а лучше в двоем , один смотрит а другой вышебает. Или затеску делаешь и обухом топора по лесине , ну а если ель эдоровая колот вырубаешь. Да ,иногда жалко что такая классическа охота с лайкой уходит в прошлое.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

Яков, я догадался о назначении погона (да и читал ранее в инете), потому и написал про рогатку...

У кого не было мелкана, из рогатки подозрительные ветки обстреливали, чем страгивали в более видимые/выгодные для охотника позиции. Но с мелкана удобнее, выстрелишь по стволу дерева в непосредственной близости от предпологаемого затаившего зверька - любая белка поскачет. Так и гонишь до чахлого деревца, а там уже прицельно в голову...только бы собачка не подвела со слежкой.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
гамаюн

Яков, я догадался о назначении погона (да и читал ранее в инете), потому и написал про рогатку...

У кого не было мелкана, из рогатки подозрительные ветки обстреливали, чем страгивали в более видимые/выгодные для охотника позиции. Но с мелкана удобнее, выстрелишь по стволу дерева в непосредственной близости от предпологаемого затаившего зверька - любая белка поскачет. Так и гонишь до чахлого деревца, а там уже прицельно в голову...только бы собачка не подвела со слежкой.

Владимир, с мелканом приходилось белковать , но намного поже . Но условия там были не такие тяжелые , учили меня по " носику" бить. А вот про слежку это в точку! Иная белка так пойдет ,что держись! Вот почему все гда отдаю предпочтения лайкам с верховым чутьем и стабильной слежкой. Но и сама эта охота из пацана 12-14 лет формировала охотника, учила его таежноым университетам. Помню, как с не терпением ждал осених каникул! Батя давал старое ружье Иж-5 , 31 года двацатку и собаку. А к ниму вечно гильз не хватало , вечером приходишь и заряжаешь. И сколько гордости было когда придешь и принесешь пяток добытых за день белок! В 9 классе в летние каникулы заработал , помню, денег и купил щенка в Свердловске, по очереди. Эта была сука РЕЛ от Куклы и Лапика Стихина. Назвал Юкса. Стоил щенок 40 рублей. Сколько гордости было , это МОЯ собака, с документами! И сейчас мне кажется , что молодым охотникам , при возможности, надо имено начинать с белки . Как молодой лайки, а уж потом кабаны, медведи.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

Немного истории. Чтобы не путать форумчан, повешу карту Коми края прошлых веков (кликните по ней, чтобы увеличить).

post-5-0-18030600-1335176481_thumb.jpg

Зыряне и зырянский край

В литературных документах ХIХ века

Сыктывкар. ООО «Издательство «Кола» 2010 год.

Журнал Министерства Внутренних Дел. -1851.- Часть 34. - С. 61-98.

Промыслы зырян Устьсысольского и Яренского уездов Вологодской губернии

М. И. Михайлов

(в сокращении)

Промыслы звериные

Служа главным способом пропитания для жителей мест, где природа скудно вознаграждает труды земледельца, промыслы звериные в сих то местах и производятся в наибольших размерах. Таковы в описываемых уездах, по преимуществу, обширные края Удорский и Печорский, где вследствие климатических влияний урожай хлебов постоянно бывает ничтожен. Но если природа лишила здесь селянина выгод земледелия, то зато, с другой стороны, она окружила жилище его такою плодовитостию зверей, которой едва слабые признаки заметны в местах хлебородных. Довольствуясь этими дарами края, зырянин не сетует, что у него хлеб мало или вовсе не родится, зная, что пока есть у него ружье, винтовка, свинец и порох, он будет не только сыт, но и богат. Беспрерывно преследуя зверей, крупных бьет он из ружья или ловит капканами, а малых стреляет из винтовки, или же сами они попадают к нему в силки и кляпцы. Роды ловимых зверей многоразличны: медведи, волки, росомахи, выдры, куницы, соболи, лисицы чернобурые и красные, лоси, оле¬ни, горностаи и белки. Прежде в Устьсысольском уезде водились и бобры, но ныне они совершенно вывелись, уйдя, как говорят зыряне, «за Камень», то есть за Уральские Горы .

Медведей стреляют более около 17 февраля, когда они поднимаются и бегают стаями. Тогда несколько звероловов, сговорясь, идут на лыжах в лес отыскивать зверя по следам, вооруженные ружьями, рогатинами и кольями. Ходят они все вместе, очень мало удаляясь один от другого, чтобы молено было защитить неосторожного, который, не подав условного знака, выстрелил бы в стадо, или нечаянно подвергся нападению страшного зверя. Добыча общая, кто бы сколько ни настрелял; только тот не получает доли, кто, видев в опасности товарища, не помог ему справиться с зверем, или, как трус, сделав промах по зверю, не поспешил зарядить ружья и сделать второй выстрел, а удалился, оставив товарища в жертву разъяренному зверю: такой зверолов бывает в презрении у крестьян, и ни одна партия промышленников не принимает его к себе в пай. Стреляя медведей, зыряне не опускают также случая пользоваться их неосторожностию и прожорливостию: немало ловят их искусственными капканами, самострелами, настороженными деревьями и бревнами, которые от легкого прикосновения зверя, падая вдруг, давят его своею тяжестью. Недавно стали ловить не только медведей, но и других, жадных до лакомого куска зверей «удами», наживленными куском дохлой скотины: если медведь повадится ходить на выгонную землю и таскать коров, то, приметя след его и дойдя до логовища, приносят туда остатки задранной им скотины, строят на верху дерев лабазы и, подкарауля зверя, стреляют по нем. Впрочем, все эти роды ловли, основанные на хитрости, не очень нравятся зырянам: по врожденному бесстрашию, они не любят скрываться от зверя, а идут прямо на него, надеясь на ловкость свою и силу, которые и выказывают действительно в рукопашной борьбе с медведем, когда находят его в берлоге: выманив его оттуда поддразниванием рогатинами, которыми впрочем никогда не колют зверя, чтобы не испортить шкуры, они убивают его потом, наповал, длинным острым ножом, метко воткнутым в пах зверю. Чтобы достать медвежат, охотники идут к логовищу втроем, вооруженные копьями и рогатинами; двое прячутся вблизи, искусно забрасывая себя хворостом, между тем как третий, дразня матку, вызывает ее рогатиной: рассерженный зверь выскакивает из берлоги и бросается за смельчаком, дерзнувшим его обеспокоить; тот обращается в бегство с тем намерением, чтобы отвести матку от детей, а товарищи его в это время кидаются в берлогу и похищают щенков. Лучшие медвежьи шкуры продаются от 6 до 7 р. сер. за штуку.

[...] Скажем теперь несколько слов о звериных промыслах в отношении к характеру зырян и в связи с домашним их бытом.

Составляя после хлебопашества важнейшую статью народного продовольствия, необходимое условие существования туземцев, звериные промыслы служат вместе и верным средством к их обогащению. Зырянин, в поте лица обрабатывая пашню, имеет много причин сомневаться в успешной жатве: или поздние морозы в начале лета губят хлеб на корню, уничтожая растительную силу земли, или ранние иней в конце лета нередко целыми десятинами валят хлеб готовый уже к зрелости; в том и другом случае с пашни не возвращаются даже и семена. Вследствие того зырянин не столько надеется на почву, сколько на ружье или винтовку: вместе с собакою - это друзья его, к которым он страстно привязан, и которые никогда ему не изменяют. Собака следует за ним всюду, куда бы он ни пошел, да и дома всегда увидишь ее подле хозяина: обедает он - она сидит у его ног; спит - она ложится у его изголовья. Что касается до искусства владеть ружьем, то зыряне не напрасно слывут ловкими стрелками; едва ли есть деревня в краю, где бы нашлись молодые парни, не умеющие обращаться с ружьем метко и с толком. По врожденной, можно сказать, склонности к охоте, дети не требуют у отцов ни кафтанов праздничных, ни рубах красных, ни шапок городских, а со слезами просят купить им «громкую игрушку», то есть винтовку, получив которую и начинают бродить в летнее время по окрестным лесам, забывая про обед и ужин, когда охота оказывается удачною1 . Без ружья или винтовки зырянин выходит только к соседям или, по праздникам, в ближайшие деревни; на пашне же и пожне винтовка есть первая вещь, которую он позаботится взять с собою. Уставши косить или жать (работа эта всегда не по сердцу зырянину), он идет отдохнуть в лес; то есть - окружит с винтовкою верст двадцать по трущобам и трясинам, пробираясь сквозь чащу деревьев, где скачком, где ползком, с кочки на кочку, с пенька на пенек, и - возвращается к прежней работе бодрый и свежий. Лес - это для зырянина место прогулки, место отдохновения, куда уходит он наслаждаться жизнью; стужа и непогода ему нипочем - он привык к ним с детства; темных ночей не боится, вой лесных обитателей не пугает его, а покажется злой зверь поближе - всегда готово ему меткое свинцовое приветствие. Отнимите у зырянина лес, ружье и винтовку, он проклянет судьбу и умрет от лености и бездействия. Зыряне, так сказать, породнились с лесом и его угрюмостью...

1) Не очень давно одиннадцатилетний мальчик на Печоре убил из винтовки огромного медведя. Завидя издали, что медведь спускается с крутой горы (известно, что медведи, как скоро взбегают на горы, так медленно спускаются с них), он стороной предупредил его и стал перед ним с глазу на глаз. Когда зверь поднялся на задние лапы, мальчик метко прицелился ему в пах и одним выстрелом повалил страшного зверя.

Вологодские губернские ведомости. - 1857. - №№ 9-11.

Звериный промысел в Вологодской губернии Н. Ф. Бунаков

Царь Иоанн Васильевич Грозный, имея в виду скудость северного края Руси, слывшего тогда под именем Великой Биармии, грамотой своей предоставил жителям его право на охоту, или, как сказано в грамоте, на лесной промысел, в наших уездах: Сольвычегодском, Яренском и Устьсысольском, в продолжение всего года, не стесняет никакими впредь издаваемыми правилами и узаконениями; он, как царь мудрый, Петр Великий средних веков, предвидел, что край, лишенный по своему климатическому положению произведений почвы, должен же был получить какие-либо льготы от правительства, и правительство дало ему их. Поэтому охота (лесной промысел) еще издревле составила и теперь составляет постоянное занятие жителей северо-восточных уездов Вологодской губернии. Мы теперь пока будем говорить о зверином промысле.

Мы уже говорили, что охота, звероловство составляет необходимость для крестьянина Вологодской губернии (северо-восточных уездов преимущественно), и эта охота, которая родилась вследствие необходимости, получила и характер необходимого занятия, распространенного единственно для пополнения недостатка скудной почвы, то есть развилась и стала популярной настолько, сколько требовала того нужда, и установилась в тех размерах, в том виде, в каком она исчерпывает обыденные нужды народа; никакого движения вперед, никаких улучшений в ней не заметно, несмотря на заботы всевидящего, всеусматривающего правительства. Поэтому, говоря об охоте, мы считаем нелишним, показывая ее настоящее положение, иногда обратить внимание на несовершенства ее, узаконенные только их давностью, ясно противоречащей выгодам промышленника.

Звериную охоту в Вологодской губернии можно разделить на три отдела, судя по цели и степени развития: 1) как предмет жизненной необходимости, удовлетворяющей житейские нужды бедного северянина, не только в отноше¬нии к себе самому и своему семейству, но также и в отношении его государственных обязанностей (выручки податей и повинностей); 2) как предмет необходимого уничтожения тех из звериных пород, которые уже сами вызывают крестьянина для своей защиты взяться за винтовку, рогатину или просто подняться на хитрости; 3) как предмет удовольствия, иногда имеющего и утилитарную сторону, а большей частью охоту - охоту в буквальном, собственном значении слова, теряющую вовсе характер промысла, про которую царь Алексей Михайлович выразился в своем «Уряднике»: «забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою, зело потешно и угодно и весело, да не одолеют вас кручины и печали всякие». Мы начнем свои очерки с того звериного промысла, который имеет характер жизненной необходимости.

Да не удивится любознательный читатель, что самый важный род звериного промысла - потребности, приносящий вернейший доход промышленнику, составляет охота на самого ничтожного и, по-видимому, самого невинного зверька — белку — это действительно так, и мы, прежде всего, хотим поговорить об этой охоте. Эта охота распространена с незапамятных времен, преимущественно в трех уездах Вологодской губернии - Сольвычегодском, Яренском и Устьсысольском. Действительно, что эти три уезда населены большей частью народом финского племени - зырянами. Сама природа сблизила этот народ с охотой. Окруженный непроходимыми лесами на необъятное пространство, при скудной, малопроизводительной почве и продолжительной зиме, зырянин поневоле сжился, сдружился с лесом, забрался в это богатое царство зверей и птиц, скоро узнал выгоды своего положения и стал там полным хозяином, оставшись навсегда охотником. Нужда заставила его ознакомиться с этим промыслом; винтовка стала его непременным товарищем, верность глаза и привычка к ружью с малолетства - ручательством за успех; верность руки не нужна зырянину, потому что он стреляет не с руки, а укрепляя ружье на подставке, которую носит с собой, или на ветвях дерева. Главной охотой его издревле была белка и рябчик. Древние исторические памятники передают нам, что болгары и новгородцы еще в IX веке, как удостоверяет нас Норманн Отер, путешествовавший в то время по северной России, - проникли к зырянам и вели с ними торговлю. Торговля была, конечно, меновая, и за товары свои новгородцы получали плату мехами, преимущественно беличьими. Интересно, что эти последние вполне заменяли у зырян деньги (монету), которая вошла между ними в употребление не ранее XV века. Это предмет достойный любопытства, и потому мы находим не лишним здесь несколько распространиться о нем, тем более, что он имеет близкое отношение к содержанию нашей статьи, показывая какое важное значение имеет в жизни зырян звериный промысел, да и форма статьи, как «записок», не имеющих претензий на строго систематическое изложение, допускает подобные отступления. Теперь еще между зырянами сохранились слова ур и шайт, имеющие в наше время значение русских слов копейка (ур) и рубль (шайт); но не таково их собственное значение, по словам зырянских филологов, знатоков зырянского языка, и в особенности не таково было оно прежде. Мы говорили, что торговля зырян с новгородцами была меновая, и цена вещей при этой

торговле определялась числом белок - ур1; беличьи шкурки для просушивания обыкновенно навешиваются на длинненькую тоненькую палочку - шайт - для удобного счисления по сто штук на палочку; впоследствии вместо того, чтобы говорить «сто беличьих шкурок» стали говорить «палочка белок», или еще сокращеннее просто палочка - шайт; таким образом, слова ур и шайт в торговле получили значение техническое2. Так как новгородцы - народ ловкий, опытный в торговом деле, по всей вероятности умели пользоваться своим выгодным положением среди зырян и, конечно, придавали хорошую цену своим товарам, может быть, и не очень ценным в сущности, но новым и дорогим в глазах дикарей, выгодно меняя их на беличьи меха, то какое количество этих ур и шайт запасалось у зырян для покупки новгородских товаров! Какие замечательные размеры имела охота на белку в самые древние времена! Вот отчего зырянин всегда отличный охотник. И доныне охота на белку и рябчика - главная промышленность того края; она дает возможность тутошнему крестьянину при безнужной жизни выплачивать сполна подати и повинности, а в тяжелые годы войны позволила сделать посильные пожертвования в пользу казны. И все это совершается одной легонькой зырянской винтовкой, в которой пуля не превышает величиной крупной дроби! Зато сколько труда, сколько горя, сколько лишений переносит бедный промышленник, чтобы убить несколько сот белок и тем заработать насущный хлеб! Поверят ли наши охотники-авантюрьеры, что эти бедные промышленники отлучаются почти на три месяца из своей избы, от родной семьи, углубляются в самые глухие трущобы, делаются чисто лесными жителями, не видят человеческого образа, не слышат человеческого голоса, оставаясь на един со столетними кедрами и соснами, заваленными и увешанными снегом, с дикими зверями и птицами, да со своей испытанной винтовкой! Истинно трудно поверить, но это факт, живая действительность.

Крестьянин - охотник по ремеслу, в уездах Сольвычегодском, Яренском и Устьсысольском, отправляется на свой промысел, окончив неблагодарные полевые работы, в половине сентября или начале октября, т.е. в то самое время, когда земля покроется белой пеленой первого снега, который слоями застилает поля, клочьями виснет на широковетвистых кедрах и соснах, когда гуляет первая метелица, затрещит первый мороз, когда наши охотники-ама¬теры, с исчезновением дупеля весят на гвоздик дорогое английское ружье и почиют на лаврах, красноречиво рассказывая о своих подвигах.

В это-то время наступает самая действительная пора для охотника-промышленника и его истинных подвигов, перед которыми так бледнеет, кажется, так ничтожен напыщенный, хвастливый дилетантизм наших охотников. Промышленник вооружается лыжами, берет с собой приученную собаку, пищу которой во все время тяжелого странствия составляет также белка; кроме нее он берет легкие санки, на них кладет хлеб, соль, замороженное молоко и вяленую оленину, добытую с помощью той же кормилицы-винтовки; если на пути своем, который пролетает сам, без всяких соображений, своим охотничьим чутьем, при помощи чутья своей собаки, промышленник встретит оленя, лося или какую-нибудь пернатую дичь, он убивает ее и помещает в свои санки или просто зарывает в снег, в запас на возвратное путешествие домой. Все это составляет продовольствие его во время 3-месячного отсутствия из дому. При этом мы должны заметить, что промышленники миролюбиво делят поприще своей охотничьей деятельности на участки, обыкновенно называемые станами, замечая их живыми урочищами; каждый в своем участке полный хозяин, и беда тому, кто заберется в чужой стан для звероловства; каждый из них рассуждает: что Бог дал мне, то дал одному мне, другой меня не тронь; это их всегдашнее и, надо сказать, почти не нарушаемое правило.

1) Одним словом, белка (ур) у зырян имела то же значение, как у русских куна. (Россия... Булгарина, стр. 562).

2) В настоящее время, как мы уже сказали, выражения ур и шайт имеют значения: первое —

копейки, второе - рубля: квайтымын ур - 60 коп., кык шайт - 2 руб. И это значение они получили, вероятно, с XV века: в судной грамоте, писаной в XV столетии к двинским жителям (История... Г. Р. Карамзина, стр. 226-229) назначено в виде наказания - за рану кровавую -30 белок (комын ур), за перепаханную межу сельскую - 30 белок (комын ур - 30 копеек), за княлсескую — 120 белок (сё кызь ур — 120 коп.), в самосуд увеличено платить 4 руб. (нёль шайт, 4 палки), ежели сделается убийство и убийцу не найдут, то волость платит наместнику 10 руб. (дас шайт - 10 палок). Куим ур - трехкопеечник - собственно цена 3-х белок (1 коп. серебром).

К Веденьеву дню (21-го ноября), когда устанавливается цена на белку, рябчика и всякую дичь, промышленники покидают свои глухие леса, спеша домой со своей добычей для сбыта ее. Радостно они возвращаются в родные деревни, к родным семействам - но в каком виде! - В ободранных лаптях, почти голой ступью, в обледенелых лыжах, с тяжелым грузом, - но насущный хлеб, подати, - все сосредоточивается для них в этом грузе; теперь все заработано: чего же более нужно бедному крестьянину, он доволен и весел; труды, лишения, горе - все забыто. Возвращение такого крестьянина-охотника в родную деревню - вот характерный сюжет для прекрасной «"ЬаЫеаи с1е §епге»! Чтобы дать читателю понятие о том, какие размеры имеет охота на белку и рябчика, мы приведем один достаточный факт: в 1855 году на Андреевской ярмарке в Красноборске (30 декабря) было продано: белок - 2.800.000 штук, по полтора рубля ассигнациями десяток, а рябчиков 600.000 пар, по 15 коп. серебром пара, средней ценой; следовательно, белок на 120.000 руб. серебром, а рябчиков на 90.000 руб. серебром.

Теперь перейдем к охоте на оленя и лося. Олени нечасто встречаются в Вологодской губернии, именно в северо-восточной части Тотемского уезда, в Никольском, Устюгском, Сольвычегодском, Яренском и Устьсысольском уез¬дах, более богатых лосями. Известно, какую огромную пользу приносит самоедам это доброе животное, доставляя им собою пищу, одежду, возничего, даже жилище. Лось, имея все свойства оленя, мог бы приносить такую же пользу для северного жителя Вологодской губернии, при скудости почвы и вследствие того при невозможности держать значительное число рогатого скота и лошадей; мог бы служить ему домашним животным; но, к сожалению, мы видим совершенное небрежение крестьян этим даром природы. Единственная польза, которую извлекают крестьяне из этих животных - шкуры да вяленая оленина и лосятина, служащая охотникам пропитанием во все время их осенних и зимних промыслов. Между тем обе породы этих животных истребляются, а промышленники не извлекают и половины той пользы, которую могли бы извлечь из этой охоты, более простой и менее трудной, нежели всякая другая, как мы это увидим ниже. Самые рога этих животных могли бы доставить промышленнику большую выгоду, потому что из них выделываются гребни, гребенки, разные костяные поделки, не говоря уже о разных кабинетных украшениях; о вывозе их за границу в виде особой торговой отрасли мы уже не смеем и говорить. Способы охоты на лося очень легки. Приходит осень; сжатые поля желтеют; реки замерзают у берегов; приближается время тяжелой работы для охотника-промышленника, описанной нами выше, работы, от которой зависит все его житье-бытье и на которую он полагается вполне; сборы и приготовления невелики: собака готова всегда; ружьишко, уже порядочно послужившее на своем веку, давно вычищено и заряжено; за лыжами нет остановки у зырянина; остается только запастись пищей на поход: вот и надо пострелять лосятинки. Для этого промышленник выслеживает стадо лосей, когда оно идет пить к ручью или реке. Запасшись заряженной винтовкой, он выбирает удобное место, из которого мог бы видеть приходящее к пойлу стадо; во-первых, убивает самца, который ведет все стадо, а потом, если успеет вовремя зарядить свою винтовку, и несколько из следующих за ним. Так охотятся на лося те промышленники, которые хотят собственно воспользоваться мясом его, но есть и такие, для которых охота на лося имеет другое значение и принимает большие размеры; эти последние хотят воспользоваться только шкурой лося, не имея надобности в его мясе и потому не придавая ему никакой цены. Вот каким остроумно придуманным способом они одерживают легкую победу над этими животными. Они также прослеживают стадо к месту водопоя и, заметя тропу, по которой ходит оно к ручью или реке, устраивают через нее особенного рода яму, нечто вроде канавы, которая имеет длину во всю ширину тропинки, даже несколько шире ее, чтобы лось, ни в каком случае, не мог обойти ее. На одной стороне канавы, противоположной той, с которой подходит стадо, промышленник устраивает легкой закол, не превышающий 1,5 аршина вышиной. Лось, пробираясь к водопою, вдруг встречает преграду; озадаченный этим, он однако не всегда решается тотчас перескочить канаву, а начинает отыскивать обход; когда же поиски оказываются тщетными, лось прыгает, ударяется о закол, устроенный в противоположном берегу, и падает в яму, из которой уже не может выбраться. Благодаря этому простому способу промышленник находит в своей канаве часто целое стадо лосей, если не мертвыми, то изувеченными, - но это все равно, потому что он не хлопочет убить лося, а лишь бы достать его: ему нужна шкура, а не мясо. Кроме того, в Вологодской губернии есть еще способ охоты на лося, впрочем, менее популярный. Эта охота - преследование животного с собаками. Зимой, когда лось имеет более цены, судя по его шкуре и мясу, крестьянин берет с собой местную собаку, обученную на пернатую дичь, и она своим чутьем открывает местопребывание лосей, которые осенью и зимой никогда не держатся по одиночке; промышленник, вооружившись лыжами, обходит лосей и, оставив собаку в стаде, сам идет на какое-нибудь чисто место вблизи стада, откуда может удобнее его видеть; по свисту или голосу своего хозяина собака гонит целое стадо на него, и ему остается выбирать лучшее животное себе в добычу. Конечно, имей он хорошее двуствольное ружье или составь целую артель охотников, - все стадо было бы его добычей. Правительство, имея в виду пользу, которую приносит лось, ограничило уничтожение его, дозволив охоту на него только в известное время, и то не для продажи, а для собственной надобности.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

Из книги Ф. А. Арсенъева «Зыряне и их охотничьи промыслы». - М., 1873. - 65 с.

Зыряне и их охотничьи промыслы

Современное состояние зырян и их охотничьи промыслы

Родина зырян лесиста, мало плодородна и сурова по климату. Эти-то физические условия местности направили деятельность поселившегося здесь зырянского народа исключительно на рыбные и звериные промыслы. Последние играли в прежнее время довольно значительную роль в промышленной жизни России, наделяя ее в изобилии драгоценными соболиными и другими мехами. Но это было когда-то. Теперь, с постепенным разрежением лесов, уже не дающих надежного приюта ни бобру, ни кунице, ни росомахе, край промышленный потерял свое прежнее значение, от чего резко понизилось народное благосостояние, а с ним постепенно утрачивается и родовой тип честного зырянина, отличавшегося в прежние времена необыкновенною простотою нравов в своем домашнем быту. Не так давно в зырянских селениях керки (избы) и самые кладовые, где хранится лучшее крестьянское имущество, не запирались на замок: если хозяева выходили из дома и оставляли его пустым, то клали на скобку дверей палку - признак, что их нет дома. Соседи и посторонние, видя этот условный значок, считали его крепче всякого замка и уже не входили в керку ни под каким предлогом. Бывало зверь, подстреленный промышленниками одной партии, добитый или пойманный другою партиею, до слова возвращался первым без всяких сожалений и споров. На промыслах вся добыча поступала в общую складчину: кто бы сколько ни настрелял, все делилось поровну или же продавалось гуртом в одни руки и из вырученных денег доставались равные доли на каждого без всяких вычетов. При дележе никогда не бывало даже и намека на то, что такому-то посчастливилось меньше прочих. Обмана и утайки при этом никогда не бывало. Отправляясь на промыслы, зырянин в прежние времена смело оставлял свой запас на лесных тропинках, кладя довольно заметные значки, и на возвратном пути нередко нахаживал в своих складах белок и рябчиков; это значило, что какой-нибудь земляк, истощив свою провизию, брал себе частицу у него, за которую платил по совести настреленною дичью. Никогда ни один охотник не пользовался дорогим зверем, попавшим в охотничьи снаряды товарища. Воровство вовсе не было известно зырянам...

[...] Зырянин плохой земледелец, но зато он неутомимый и изобретательный охотник. Это настоящий сын лесов, в жизни которого звериные промыс¬лы составляют главное средство к пропитанию и источник к оплате податей, особенно в тех местностях, где природа скудно вознаграждает труды земледельца; таковы, по преимуществу, обширные края Удорский и Печорский, в которых урожай хлебов постоянно бывает ничтожен. Предметы охотничьего промысла зырян из зверей: медведи, волки, росомахи, выдры, куницы, лисицы, олени, горностаи, белки; были прежде и соболи, а лет пятьдесят тому назад и бобры, но ныне они совершенно вывелись, уйдя, как говорят зыряне, за «Камень», т.е. за Уральские горы; из птиц: глухари, куропатки, рябчики -в огромнейшем количестве и, для домашнего употребления, разная прилетная дичь, которой зырянин, вследствие своих охотничьих наклонностей, тоже не дает спуску, истребляя ее через меру.

Для добывания зверя и птицы употребляется зырянами множество спосо¬бов, начиная от ружей и винтовок до капканов и силков. Ружья у зырян большею частию узкодульные, турки, как они их называют, и всегда кремневые. Широких ружей они не любят, потому что те поглощают слишком много запасу, а для зырянина и охотника порох - очень ценный материал, которым он дорожит всего более, особенно если живет за несколько сот верст от города. Винтовочные стволы достают зыряне с Ирбитской ярмарки, с сибирских заводов, и они обходятся им не дешево. Более между промышленниками распространено таких винтовочных стволов, которые выковываются местными мастерами, очень плохо знакомыми с ружейным делом и действующими в этом разе по своему соображению и догадке; потому-то винтовка зырянина есть крайне безобразное оружие, с буграми на стволе и весьма оригинальным замком, устраиваемым следующим образом: с наружной стороны приделывается длинная пружина, поддерживающая палку и склоняющая курок; но чтобы взведенный курок держался на месте, к нему прикрепляется гвоздь с крючком, задевающим за вколоченную в ложу шпильку. С этим гвоздем находится в соприкосновении язычок; при малейшем пожатии он снимает крючок со шпильки, тогда курок опускается на огниво, дает искру и воспламеняет порох на полке. Это курьезное устройство замка достигает однакож своей цели, потому что достаточно самого легкого пожатия, чтобы крючок соскочил со шпильки, нисколько не потревожив ствола, т.е. не причинив ему ни малейшего сотрясения. Зыряне таким замком упростили шпеллер у черкесских винтовок, довольно сложный механизм, исполняющий ту же обязанность.

[...] Друг, товарищ и верный помощник в промысловых предприятиях хозяина-охотника - это его собака. Здешние собаки не принадлежат к какой-нибудь резко выдающейся породе: остроконечная морда, тонкие ноги, стоячие уши, иногда длинная шерсть, иногда гладкая, лоснящаяся, но всегда пушистый хвост - есть нечто среднее между волком и пастушьей собакой. Рост не одинаков, цвет шерсти тоже; но большею частию здешние собаки бывают черные и пегие. Особенной дрессировки для приучения собак к охоте зыряне не делают, но для этого употребляют один только натаск, т.е. молодая собака берется вместе со старой в лес, где она скоро и научается своему делу. Но зырянские собаки и без помощи охотника выучиваются своей профессии в тех селениях, к которым близко подходят леса; в летнее время ры¬жая белка любит держаться на опушке, прыгать по огородам, цепляться по крышам овинов и сараев. Здесь-то выслеживают сперва на глаз, потом чутьем молодые собаки проворного зверька и приучаются к охоте на него с самого раннего возраста. Зырянские мальчишки, всегда подоспевающие в этом случае потравить белку, гоняют ее с крыши на крышу, с дерева на дерево с криком, визгом и уханьем - и поддают ищейке того жару и неутомимости, каким она всегда отличается в отыскании белки.

Хороший промышленник берет с собою на охоту пару собак для того, чтобы одна придавала более энергии другой в отыскивании зверя. Если собаки хорошего натаска, верны в чутье и зорки, когда зверь идет ходом по деревьям, то при двух собаках охотиться бывает удобнее и добычливее, но если которая-нибудь из собак облаивается, т.е. лает не по зверю, а по месту, на котором когда-то был зверь, то такая собака сбивает и опытную хорошую собаку, часто отвлекая ее своим лаем с горячего следа хорошей добычи. В таком разе промышленник ходит уже с одною собакой и приискивает себе другую, во всех отношениях пару к собаке хорошо натасканной, не жалея на покупку ее денег, так что, если позволяют средства, платит за собаку 15-20 рублей серебром.

Если собака одарена достаточною сметливостию, чтобы напасть на медведя, и отличается такою задорливостию, что не обращает внимания на свои раны во время возни с ним, то она для печорского охотника верх совершенства. Но эти свойства встречаются в здешних собаках очень редко, и потому одаренные ими псы ценятся чрезвычайно высоко. Выследив зверя, собака поднимает громкий и протяжный лай, и охотник по тону этого лая безошибочно узнает, с каким зверем предстоит ему иметь дело: с белкою, куницею, соболем или крупным зверем: росомахою, медведем. Рассказывают, что печорские промышленники, выстрелив по зверю, не заряжают своей винтовки до тех пор, пока не услышат нового лая собаки, судя по которому узнают сослеженную добычу и сообразно ей увеличивают или уменьшают пропорцию пороха в зарядке. Удорские, вычегодские и промышленники около Усть-Сысольска этого не делают: они постоянно ходят с заряженными винтовками. На каком бы высоком дереве ни скрывалась белка или куница, или как бы быстро и ловко она ни перескакивала по вершинам могучих елей, она не скроется от обоняния и зоркости опытной ищейки. Громко, беспрестанно или прерывисто, смотря по зверю, лает она на дерево, на котором скрывается добыча, до тех пор, пока не подоспеет охотник, и когда зверь с выстрела упадет, собака бросается к нему, но вовсе не для того, чтобы подать его охотнику, а чтобы хорошенько помять, потрепать его так, что если охотник не подбежит вовремя, то должен бывает иногда проститься с добычею.

Здешний охотничий пес не избалован заботливостию о нем и ласкою хозяина, который кормит его очень скудно; поэтому он не пропускает ничего съе¬стного, где бы оно ему ни попадалось; оттого-то для птичьих гнезд он такой же опасный враг, как и лисица. Летом, когда зыряне не имеют в собаке никакой надобности, они совсем ее не кормят, рассуждая насчет этой статьи подобно тургеневскому Ермолаю: «зачем пса кормить; пес - животное умное, сам себе найдет пищу». И действительно, зырянский пес очень умное животное: кроме всех его качеств, о которых мы говорили, он обладает необыкновенною сметливостию; в Печорском крае рассказывается много анекдотов, где собака является спасительницею своего хозяина от явной смерти, то выводя его заблудившегося из лесной трущобы на знакомую тропу, то предохраняя от злых умыслов завистливого товарища.

[.,.] По прибытии на место, где думают промышленники производить свои промысловые занятия, они строят себе лесную баню - пывзан, бревенчатую избушку в семь-восемь рядов, покрывая ее на один скат досками и насыпая на крышу земли. В такой избушке складывается в углу печь, или, лучше сказать, каменка, подобная тем, какие бывают в черных деревянных банях. Двери в пывзан делаются низенькие и, непременно, плотно затворяющиеся, чтобы тепло, когда натопится баня, не выходило. По стенам избушки настилаются широкие нары; на них промышленники спят, а иногда и парятся. Пывзан - выдумка хорошая в промысловой жизни зырян. Утомленные охотники, иногда иззябшие или промокшие до последней нитки, находят в нем теплый приют, в котором могут совершенно обсушиться. Только во время топки пывзана беспокоит дым; но потом, когда дрова прогорят, накалится каменка и дым выйдет, то сделается так тепло, что можно спать раздевшись почти донага, как иногда и делают зыряне.

Зыряне любят строить пывзаны. Во всех тех местностях, где производятся какие-нибудь работы, при которых необходимы ночевки, непременно наделаны пывзаны, и потому встречаешь их на пожнях, на пустошах, на подсеках, на вырубках, где делаются заготовки бревен, на сплаве, на берегах больших рек, где зыряне ловят рыбу, и, наконец, в лесных трущобах, где они занимаются своими охотничьими промыслами. Замечательно, что зыряне для постройки своей ночлежной баньки стараются выбирать места живописные: если в лесу, то на берегу крутого ручья, на высоком холме или близ озера, под густою раскидистою сосною или елью; если на пожне, то непременно на пригорке, ближе к реке, или при какой-нибудь долинке, в виду березовых перелесков. Суровая душа номада, вечного труженика под открытым небом из-за куска хлеба, не всегда бывает равнодушна к красотам природы. Много раз случалось нам видеть, как в часы отдыха зырянин предавался глубокой мечтательности, следя за убегающими облачками, закатом солнца, журчанием воды, быстро бегущей по камушкам. Вот еще факт, что как в призрачном блеске высшего образования, так и на низших степенях животной грубости бывают минуты, когда отдается человек всеми своими чувствами нашему общему отечеству - природе; при созерцании ее он совершенно отрывается от мира нашей человеческой жизни, с его бесконечною тревогою, с его вечными заботами о поденном существовании, с его мучительною тоскою, с его сознательным несовершенством, и, вглядываясь в спокойную деятельность другого мира, отдыхает на нем душою.

При промышленничьих пывзанах всегда бывает выстроен чулан или амбар, в виде голубятни, утвержденной иногда на четырех столбах, но чаще на одном, подтесанном к низу конусом. Такой амбар называется щамья. Отворяется он снизу, посредством выдвижной доски; в него промышленники складывают свою провизию и добычу из предосторожности, чтоб их не расхитили звери, потому что зачастую случалось - охотничьи припасы и дичь, прибранная в пывзане или закопанная где-нибудь поблизости под деревом, бывала украдена росомахой, большой искусницей на подобные хищнические набеги.

Потому-то и столб у щамьи подтесывается сверху вниз конусом, чтобы росомаха не могла по нем взлесть.

Пывзаны строятся в лесах всегда по речкам. Около Усть-Сысольска по речке Лемье, вытекающей из глубины большого леса и впадающей в Вычегду, настроено промышленниками множество пывзанов на расстоянии 7-ми, 10-ти и 15-ти верст друг от друга. В печорских лесах эти промежутки несравненно больше, потому что охотничьи партии там формируются многолюдные, следовательно для их лесованья и места нужно больше.

Поселившись в известном пывзане, промышленники начинают свои рысканья по лесам за зверем и птицею. Каждый вечер они сходятся в пывзане и сваливают свою добычу в общую складчину, дележ которой бывает, после окончания лесовья, поровну между всеми товарищами. Если случится промышленнику при преследовании белки или куницы забраться далеко от пывзана, так что на обратном пути его застигнет ночь в дремучем лесу, то он и ночью возвратится к своим товарищам. У него на такие случаи есть путеводительница - матка - маленький компас, состоящий из кругленькой деревянной коробочки, в которой за стеклом на тоненьком стержне обращается магнитная стрелка. Сверху стрелки положен кружок с разноцветными полосками от центра к окружности, обозначающими страны света. С маткою зырянин никогда не заблудится и непременно выйдет на тот пункт, на который ему нужно. Эти компасы достают зыряне из Архангельска. Но и без компаса промышленник в лесу не собьется с пути, который он отыскивает еще по следу¬ющим приметам: с той стороны, где у деревьев кора грубее, толще и с большими трещинами - север, а где нежнее, тоньше и с меньшими трещинами -там юг; сучья у деревьев на стороне, обращенной к северу, короче и жиже хвоей, а на стороне, обращенной к югу, особенно у толстых деревьев, длиннее и гуще.

Собравшись в пывзан на ночное время, сейчас же начинают в котелке готовить себе кашицу из солонины и крупы, с прибавкою небольшого количества соли, если скоромное время, и из сушеной рыбы и крупы, если постное время. После утоления голода занимаются сдиранием шкур с убитых зверей, мясом которых тут же кормят собак своих. Это делается при свете ночника, состоящего из плошки, в которую налито сало и воткнута светильня. Промышленники теперь на отдыхе, в совершенном покое, сытно позаправились ужином, им тепло в жарко натопленном пывзане, они все работают около ночника в разболочку, в одних рубахах, и весело перебрасываются разговорами. Беседа идет обыкновенно об удачах и неудачах проведенного в охоте дня, причем над охотниками, сделавшими какую-нибудь оплошность: прозевавшими зверя или выпустившими несколько пустых выстрелов по нем, зубоскалят, т.е. подтрунивают, для чего зырянский язык изобилует своеобразными, весьма меткими выражениями, с прибаутками и поговорками…..

[...] Большим похитителем добычи у промышленников при ловле слопами и петлями является медведь, великий охотник до дичи. Случается, что, повадившись по слопам и другим ловушкам, он начисто обирает всю попавшуюся в них добычу, ничего не оставляя охотнику. В таком разе промышленники ополчаются уже на медведя: ставят на тропе тяжелые медвежьи капканы, настораживают самострелы, а всего чаще подстерегают топтыгу на лабазах, построенных на толстом дереве, близ медвежьей тропы, и бьют его жеребьями из широкодульных ружей. На таких же лабазах подстерегают медведей осенью, когда они, задрав в лесу корову или лошадь, ходят к ней на поед. Вообще же зырянские промышленники не любят и боятся охоты за Михаил-Иванычем, избегая весьма опасной с ним встречи. Если же случай натолкнет промышленника на медвежью берлогу, то один охотник никогда не решится напасть на медведя, а оповестит товарищей: тогда соберутся несколько человек с широкими ружьями и, на всякий случай, с рогатинами и тихо приближаются к берлоге; сперва заваливают берлогу наглухо кряжами, чтобы медведь не в состоянии был оттуда вылезть, и затем стреляют в него наудачу, сверху, сквозь снег, до тех пор, пока не слышно будет в берлоге стонов; тогда раскапывают берлогу и вытаскивают оттуда убитого медведя. Но не раз случалось, что слабо раненный топтыга и притаившийся в углу берлоге, где пули его не хватали, - когда разваливали кряжи, стремительно вырывался из своего логовища и задавал зырянам пороху.

Осаду медведя в берлоге делают зырянские промышленники еще и другим способом: нарубают множество вершин с елей и пихт, длиною в сажень, и подходят с этим добром к медвежьей берлоге. На свесившихся под берлогою древесных сучьях охотники высматривают место, где толще куржак, т.е. иней, который свидетельствует о веянии большого тепла от дыхания медведя и бывает обыкновенно против отверстия берлоги; определив по куржаку отверстие, промышленники начинают осторожно разрывать в этом месте снег и прислушиваются к царапанью в берлоге. Иногда охотники прежде всего завидят траву, которою затыкает медведь отверстие берлоги с осени, а иногда, заслышав близкое царапанье зверя, втыкают поскорее в это место вершинку комлем вперед; медведь схватывает дерево и втаскивает к себе. Вслед за первою вершиною втыкается вторая, третья и т.д. Зверь, озлобясь, все втаскивает к себе, ворочается в берлоге, рычит, но вытолкнуть хвою в то же отверстие не может, этому препятствуют ветви, направленные не по пути и задевающие за края берлоговищного отверстия. Случается, что медведь, сжатый в одну сторону, перестает втаскивать вершины, замолкнет и потихоньку начинает скрестись в другом месте; следовательно, в берлоге еще есть отверстие другое; промышленники спешат к нему, и начинается та же история с вершинами. Медведь, стесненный в берлоге до последней крайности, начинает страшно реветь, и тогда охотники безошибочно определяют по реву его местопребывание, разрубают прямо против зверя дыру и стреляют его в упор или колют рогатиной.

Впрочем, и между зырянами, хотя немного, но выбираются смелые охотники, которые, имея пару добрых надежных собак, не боятся открытой встречи с медведем. При хороших собаках охотник стреляет в зверя очень уверенно. Как бы медведь ни вертелся, собаки непременно в него вцепятся; тогда он должен присесть на корточки и в этом положении отбиваться передними лапами от собак, нападающих на него со всех сторон. В это время охотник, зарядивши ружье, во второй раз успеет хорошо взять зверя на цель и сделать верный выстрел. Если и этот выстрел не повалит медведя, то в ярости он бросается на охотника; но тут собака схватывает его за какую-нибудь не защищенную и чувствительную часть тела, медведь метнется в ту сторону, а с другой в него уже вцепилась другая собака; нечего делать, надобно опять ему присесть, а охотник, между тем, снова зарядил ружье и вгоняет в него третью пулю. Если же выйдет такой редкий случай, что и третья пуля не подействует, тогда возня с медведем еще продлится, потому что добрые собаки ни в каком случае от него не отстанут.

Совсем в другом роде охота за оленями, в которой нет никакой опасности, зато много труда. Зырянские промышленники производили в прежние времена очень большие набеги на диких оленей и возвращались с этой охоты с большою добычею. Ныне олень начинает исчезать в наших северных лесах и уже не представляет таких выгод звериным промышленникам, какие получались от охоты на него в прежние времена. Замечательно, что в одно время с уменьшением этого зверя на севере явилось увеличение его в области Бела-Озера и Шексны. Вероятно олень, теснимый зырянскими промышленниками в своих родных лесах, спустился сюда по приболотям и моховым протяжениям, непрерывно следующим от Вычегодского и Печорского бассейнов вплоть до берегов Бела-Озера и Шексны.

Олень - отличный иноходец. Любо посмотреть со стороны, как вспугнутые чем-нибудь олени несутся по спуску пригорков, быстрой иноходью, один за другим вереницей, выставив вперед и приподняв несколько вверх головы и прижав к спине свои роскошные рога. Впрочем не всегда олени так красивы: осенью спадают с них рога, их лучшее украшение, а без рогов олень кажется каким-то жалким ублюдком, к весне рога появляются вновь с новым отростелем, по числу которых можно узнать года оленей.

Мы сказали: олени бегут вереницей; действительно, они не могут жить без общества, где на первом плане является семейная привязанность. Олень один никогда почти не ходит, а всегда со своею самкой, а если есть детки, то и с ними; последние бегут всегда сзади - это называется ходить «парой»; нередко же ходят и «гурьбой», т.е. соединяются несколько семейств и до десятка один за другим переходят пади и горы. Так как любимая пища оленя -ельник с мохом, а растут они большею частик» по прибрежью ручьев и речек, то промышленник, находя ручеек, следит его по пади или по угору и, отыскав оленью тропу, которую не трудно узнать по умятому моху, прячется вблизи ее. Не редко в засаде приходится пробыть сутки и более, пока покажется олень, которого и бьет охотник почти в упор. Такова охота на оленя летом; она малодобычлива, и потому на нее немного выбирается охотников. Совсем другое дело в зимнее время, когда производится охота на оленей гоньбой.

Олень отличается от других больших животных прокладыванием тропы; иначе он не ходит. По той же тропе, по которой ходили олени летом, они продолжают ходить и осенью, и снег, падающий мало-помалу пред наступлением зимы, постоянно утаптывается ими, так что тропа остается наконец единственным спасительным путем среди рыхлой глубины снегов, где для оленя нет вполне свободного ни входа, ни выхода. Вот в это-то время зырянские промышленники и производят истребительную охоту на оленей гоньбой. Выходят на эту охоту несколько промышленников с широкодульными винтовками, конечно, на лыжах, и встают близ тропы в таком расстоянии друг от друга, чтобы слышен был отклик. Так поджидают оленей. Первый охотник, со стороны которого звери идут, пропускает их и, крикнув другому «на тропу!», встает сам на нее. Таким образом олени попадают между двух стрелков и, испуганные, поневоле бросаются один за другим вскачь в сторону. Глубокий, рыхлый снег не в состоянии их поддерживать, вне тропы передовой олень проваливается, но все-таки быстро скачет, грудью продавливая снег и делая таким образом след, по которому другие олени скачут уже свободнее и легче. Но мало-помалу передовой обессиливает, уже только бьется в снежной глубине и падает на колени; второй и следующие олени перескакивают через него и несутся далее, прокладывая дорогу; а несколько вздохнувший передовой встает, делается задним и снова несется по проложенной дорожке. Впрочем, этот дружный порядок через несколько времени нарушается снова: падает и второй передовой, следующие опять скачут через него, он несколько времени вздыхает и может быть готовится съесть что-нибудь, но промышленники не дремлют: передовые из них, каждый с своей стороны, несутся на лыжах уже в одной рубахе и без всяких тяжестей, а за ними последний с пищей и подобранной одеждой. Не успевает олень перекусить, как видит с обоих сторон догоняющих охотников и, испуганный, скачет снова, но каждый скачок его слабее и слабее, так что промышленник успевает забежать вперед, наводит винтовку и меткий выстрел кладет задыхающегося скакуна. А между тем товарищ, бегущий с другой стороны, не останавливается при этом и несется далее; вдруг новая сумятица между оленями, упал третий передовой, чтобы перевести дух, но уже более не встает: пуля приковывает его на месте. Наконец, ослабевают и прочие олени; каждый из них уже перебывал на трудной работе передового, уже каждого томит голод, душит усталость, а промышленники неутомимо следуют по пятам; их ноги на широких, легких и скользких лыжах не грязнут в глубоком снегу, как ноги оленей. Очевидно, при таких условиях бой делается не равным; к концу суток перевес оказывается явно на стороне охотников, и выстрелы чаще и чаще следуют один за другим, пуля бьет то оставшегося, то передового, то утоляющего голод оленя. Гоньба оканчивается только тогда, когда все олени бывают перебиты. На это употребляют промышленники около двух суток; если же стадо велико, то и более.

Конечно, этот способ охоты на оленей употребляется не среди зимы, когда мороз дохнуть не дает, а около масляной недели и великого поста, когда снег начнет наводить на себя наст. Если наст настигнул средней твердости, то в таком разе дело оканчивается с оленями несравненно скорее: оледеневшая кора снега проваливается под ногами оленя, задерживает вынимание голеней и препятствует свободному, как было в рыхлом снегу, взмаху ногами вперед, царапает ему ноги и нарезывает их мало-помалу до крови, а когда окрасилась белизна снега, охотник усиливает сколько может свой бег; испуганный зверь рвется беспорядочнее, следовательно, более перерезывает ноги, и, наконец, измученный болью, встает на месте как вкопанный, и пуля не замедлит уложить его. Так очень скоро избивается все стадо.

Последний промышленник с пищею и одеждой приходит иногда часов через 20, и его охотники ожидают у огонька, поддерживаемого описанным выше способом в сделанном наскоро шалаше. Добычу свежуют, лучшие части говядины разрубают на куски, шкуры свертывают скатами и все укладывают в нарты, в которых и увозят улов с места побоища в ближайшие пывзаны или домой.

Еще ловят зыряне оленей петлями. Этот лов употребляется преимущественно зимою, когда олень без рогов. Петли ставятся на тропе.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

РОДОВОЙ ЗНАК. Автор Геннадий Юшков, перевод с коми Эдуарда Шима

Отрывок из романа.

Васька поднялся рано, наспех поел. Проверил ружье, зарядил его патроном с разрывной пулей. Спустился к ручью и пошел по его левому низкому берегу.

Одна за одной тянулись тут мелкие заводи, на сыром песке отчетливо виднелись следы — птичьи крестики, цепочки лисьих набродов, раздвоенные, налитые до краев отпечатки лосиных копыт. Должны здесь встретиться и медвежьи следы. Васька это предчувствовал. Они обязательно попадутся — вдавленная круглая пятка и спереди когти, собранные в щепотку...

Лыско, сновавший из стороны в сторону, внезапно остановился, утробно зарычал, и шерсть на его загривке вздыбилась. Васька подбежал к нему.

Песчаная отмель вся была в медвежьих следах, вся истоптана, будто медведи плясали здесь «Шондибан». И видна была кровь на песке и на ветках ивняка, на длинных прозрачных листиках, шевелившихся от ветра, Васька подумал было, что здесь схватились самцы — свирепо рвали друг друга, оттого и кровь повсюду. Но следы были разной величины — вот больше человечьей ступни, вот поменьше, а вот ещё меньше. Совсем как в сказке про трех медведей, которую читали в школе: следы Михаилы Иваныча Топтыгина, Настасьи Ивановны и маленького Мишутки. Но если здесь побывало медвежье семейство, откуда же столько крови? А вот и клочья бурой шерсти, а вот ещё...

Васька двинулся по следам, они вели вверх по ручью, в том же направлении, что и возвратный путик. Остался позади Олений бор, и Гумья-ручей остался позади, медвежье семейство шло без остановок, медведей не привлекали ни муравейники, ни сладкие корни рогоза, ни даже слопцы с пойманным глухарем. Будто от погони уходило семейство. То и дело виднелись капли крови на траве и палых листьях, один из медведей был ранен, сильно ранен.

Дрожь нетерпения колотила Ваську, охотничий азарт подгонял, заставляя бежать. Васька не боялся, что медведей трое. Гуртом они никогда не набрасываются, да и Лыско сможет остановить лишь одного. Будет схватка один на один. Патрон у Васьки с разрывной пулей, это страшная пуля, ее носик разрезан на четыре дольки, и в теле жертвы она разворачивается зонтиком. Главное — не промахнуться.

Лыско впереди залаял и вдруг заскулил. Что такое? Васька выбежал на пригорок, в нос ему ударил запах свежего мяса и требухи, красное на траве, кишки, лохмотья шкуры... Разодранный медвежонок в траве. Мясо ещё парило, не успело остыть. Нет, это не школьная сказочка про Мишутку. Теперь Васька догадался, что произошло.

Матерый самец встретил медведицу, а у той был сеголеток, лончак, медвежонок, которому еще года не исполнилось. Без матери он не живет, ходит за ней по пятам, и в берлогу, на зимнюю спячку, должен залечь вместе с ней. Малыш, наверно, не понимал, зачем незнакомый лохматый великан пристает к медведице, малышу это не понравилось, так же, как не понравился Ваське Шмать Микол, пристававший к матери. Только Васька сумел постоять за себя, а медвежонок не смог. На Гумья-ручье, на песчаном берегу самец искусал малыша, потом раненый медвежонок несколько часов бежал за матерью, истекая кровью и не понимая, зачем его прогоняют, зачем бьют, а вот здесь, на пригорке, матерый его растерзал. Да не только растерзал, а принялся пожирать внутренности. Можно только догадываться, как на это смотрела медведица, хмельная от звериной любви.

Голова медвежонка уцелела, глаза еще не подернулись мутью, и выражение его морды было детское, наивное, как у всякого ребенка. Так, наверно, он ничего и не понял.

Васька выругался — самым грязным матюгом, какой знал, но легче от этого не стало.

— Ищи! — приказал он Лыско, показывая на большие следы, уходившие в ельник,— Ату! Ату! Ату!,.

Лыско метнулся вперед, как настеганный, он ошалел от запаха свежей крови, он тоже сейчас хотел одного — настичь медведя и вцепиться ему в гачи и держать, держать, пока не прогремит выстрел. Васька побежал, прислушиваясь, не раздастся ли впереди остервенелый лай, вот-вот должен зазвучать, вот-вот... Он точно знал, где медведи — за холмом, в густой еловой поросли. Он видел, как они уходят, ныряя под ветки, бурая шкура мелькает в просветах, бурая на зеленом, а ветки еще долго качаются, стряхивая росу.

Лай разнесся, как звон колокола, торопливый, набатный. Достал Лыско! Посадил матерого! Медведица уходит напролом через можжевельники, пусть уходит, только бы Лыско удержал самца. Лыско, держи, родной!

Медведь, круша елочки, с неожиданной прытью кидался на Лыско. Они каруселью вертелись — Лыско за медвежьими штанами, медведь — за Лыскиным вытянувшимся хвостом. Медведь фырчал и как будто улыбался, он был похож на Шмать Микола, тот же самый медведь, что уже встречался Ваське на отцовом путике, Длинная морда с отвислой нижней губой, седые надбровья, глубоко сидящие глазки с красной каемкой и эта мощь и удивительная ловкость, когда все громадное тело будто перетекает внутри шкуры.,.

Нельзя стрелять. Вертится живая карусель, не останавливаясь ни на секунду. Выстрелишь, и пуля заденет Лыско. Но и ждать нельзя, потому что медведь наседает, он не устал, он силен и дьявольски проворен, когтистая лапа непременно заденет Лыско, распорет, как распорол медвежонка.

— Стой! - шепотом произнес Васька, и это было как заклинание.

В невероятном прыжке Лыско опередил-таки медведя, повис на его заду, медведь сел. И этого мгновения хватило Ваське, чтобы выстрелить. Громыхнуло ружье, ничего не изменилось, медведь все так же сидел, вернее, продолжал сидя поворачиваться, замахиваясь лапой, видна была редкая шерсть под мышкой и синеватая кожа, и вдруг на коже пятно, дырка черная, медведь, содрогаясь, начал подыматься на дыбы, и кровь уже хлестала из-под мышки, а он как будто все улыбается. И рухнул, едва не придавив Лыско.

Торопливо, суматошно Васька сменил патрон. Кто знает, вдруг этот зверина ещё жив. Вдруг ещё кинется, Лыско, давясь, рвал медведя за поджатую заднюю лапу, тот не шевелился. Из пасти пошла розовая пена. Не подвела разрывная пуля.

Васька стоял и не знал, что делать. Вдруг стало нечего делать, некуда спешить, некого догонять. Вот медведь убитый лежит. Зачем Васька его убил? Ах да, чтобы Елиса не отказала, чтобы стала его невестой. Если охотник убил медведя, ни одна девушка не может ему отказать, таков старинный обычай. Господи, вот глупость какая. А если девушка не любит охотника, если она полюбила какого-нибудь гармониста? Насильно жениться на ней? Ведь она девушка, а не медведица, готовая подчиниться любому сильному и свирепому топтыгину...

Слезы покатились из Васькиных глаз. Текли и текли, как весенний сок березы. Что же дальше-то делать? Пусто было в душе, и ничего не хотелось, даже возвращаться домой.

Он переборол себя. Утер мокрое лицо, поддернул котомку на спине. Пошел, выбирая дорогу, такую дорогу, чтоб можно было на телеге проехать. Нынче же надо увезти медвежью тушу, иначе наведаются другие хищники — росомахи, волки, лисы — и разберут медведя по косточкам….

... Привезли медвежью тушу, разложили на взвозе, и чуть не все село сбежалось — глядеть, как Васька и Косьта Безногий свежуют зверя. Шуточки-прибауточки, ахи, охи, кто Ваську хвалит, а кто мясца просит на пельмени.

— Охотник, невесту-то выбрал? — нарочито громко спрашивает Косьта — Теперь любая тебе не откажет.

— Да ну их.

— Чего так?

— Рано ещё жениться.

— Какое такое рано? — Косьта обрашается к зрителям,— Это ему рано! Вон вымахал гренадер! И мужской инструмент отрастил, ну, а если маловат, у медведя отрежем и добавим...

Хохот такой, будто поленница дров обрушилась; Лыско, поджав хвост, забивается в конуру.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Павел

:kolobok_plus_victoria::icon_poz: И как писателям верить :Laie_69:

Эта охота - преследование животного с собаками. Зимой, когда лось имеет более цены, судя по его шкуре и мясу, крестьянин берет с собой местную собаку, обученную на пернатую дичь, и она своим чутьем открывает местопребывание лосей, которые осенью и зимой никогда не держатся по одиночке; промышленник, вооружившись лыжами, обходит лосей и, оставив собаку в стаде, сам идет на какое-нибудь чисто место вблизи стада, откуда может удобнее его видеть; по свисту или голосу своего хозяина собака гонит целое стадо на него, и ему остается выбирать лучшее животное себе в добычу. Конечно, имей он хорошее двуствольное ружье или составь целую артель охотников, - все стадо было бы его добычей. Правительство, имея в виду пользу, которую приносит лось, ограничило уничтожение его, дозволив охоту на него только в известное время, и то не для продажи, а для собственной надобности. Луком белок свивали :Laie_69: , как же :smile100:

С уважением

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

:kolobok_plus_victoria::icon_poz: И как писателям верить :Laie_69:

Эта охота - преследование животного с собаками. Зимой, когда лось имеет более цены, судя по его шкуре и мясу, крестьянин берет с собой местную собаку, обученную на пернатую дичь, и она своим чутьем открывает местопребывание лосей, которые осенью и зимой никогда не держатся по одиночке; промышленник, вооружившись лыжами, обходит лосей и, оставив собаку в стаде, сам идет на какое-нибудь чисто место вблизи стада, откуда может удобнее его видеть; по свисту или голосу своего хозяина собака гонит целое стадо на него, и ему остается выбирать лучшее животное себе в добычу. Конечно, имей он хорошее двуствольное ружье или составь целую артель охотников, - все стадо было бы его добычей. Правительство, имея в виду пользу, которую приносит лось, ограничило уничтожение его, дозволив охоту на него только в известное время, и то не для продажи, а для собственной надобности. Луком белок свивали :Laie_69: , как же :smile100:

С уважением

Паш, Бунаков не был охотником и писателем...он учительствовал.

Бунаков Николай Федорович (1837-1904) - педагог, библиограф, этнограф, краевед, поэт, общественный деятель

Очерк он написал в неполные 20 лет с чужих слов, вот из его автобиографии...

"Я усердно принялся за обработку вывезенных из Вологды исторических материалов, и в результате получилась довольно большая монография- «Вологда в начале XVII столетия», – из пяти глав, которую я хотел напечатать в «Вологодских Губернских Ведомостях». Цензурные препятствия оттянули печатание её более, чем на год, она появилась в печати только в 1857г. («Вологодской Губ. Ведомости», часть неофициальная). А в 1856 году я напечатал в тех же «Ведомостях» очерк–„Звериный промысел в Вологодской губ.» написанный по рассказам лесного ревизора Анатолия Андреевича Be–ва, очень умного, развитого и даровитого человека, отлично знавшего губернию, но, к сожалению, втянувшаяся в пьянство и усвоившего привычку привирать, что сильно отозвалось и на моем очерке, так как сам я дела не знал и слепо доверял рассказам приятеля." :kolobok_biggrin:

(с) http://www.booksite.ru/recollection/05.htm

А между тем, похожая охота имела место быть и описана более авторитетными авторами. Более того, я и сам слышал от деревенских нечто похожее. Суть заключается в том, что охоты такие проводились по насту. Один охотник вставал с ружьём на входной тропе, второй же напускал собаку с противоположной стороны...а дальше всё так, как описано Бунаковым. Охота конечно не спортивная, но факт остаётся фактом.

И стрелами белок сбивали, как бы ты не упрямствовал не признавая это, но есть и описание, и ошеломляющие цифры, и документальные записи в таможенных книгах.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

СЕМНАДЦАТЫЙ МЕДВЕДЬ

А. Терентьев

Слышал я о нем много. Бессмертным человеком прозвали при жизни. Семь раз умирал и живой остался. В двадцать лет под медведем был — осилил его. После гражданской в кругу волков стоял — выстоял. В весенний ледоход на Ижме тонул — выкарабкался. Три войны прошел— уцелел. И ничего. До семидесяти шести лет дожил, ни разу не болел по-серьезному. Да и на старика он не похож — без бороды, без старческой сухости и полноты. И потомством бог не обидел — нажил немало крепких, здоровых детей. Младшему, когда мы встретились, в школу была пора собираться.

Первый раз встретился я со Степаном Петровичем Уляшевым в его родной деревне Изваиль. Увидел, каким и представлял по рассказам земляков. Богатырь, Атлет. Зубы, как у юноши. Жилист.

Познакомились. Соревнуясь, в черной бане попарились — я еле живой вышел. Забыл даже шапку и рукавицы надеть. После почаевничали по-ижемски, полакомились рыбкой печорского засола, кедровыми орехами свое го сбора.

Вечером, лежа на теплых полатях, слушал я охотничьи воспоминания молодого душой и те лом деда.

— Шестнадцать медведей, брат, взял на пику, семнадцатого застрелил, да на нем и оступился, Вот так-то.

— Расскажи, Петрович, как случилось это.

Старик долго отнекивался, но, наконец, сдался.

— Дело было так,— начал он.— Шел я на охоту. На втором десятке километров приустал. Передохнул на куче валежника. Погрыз смерзшийся в камень хлеб. Пригоршней снега смочил рот.

До охотничьей избушки осталось еще километров двадцать с гаком. Сколько гак — никто не считал. Холодина — жуть! Декабрь. Пар с губ снегом намерзал на бровях, ресницах, щетине щек. Долго не засидишься. Подтянул заплечный мешок. Поправил удобней старую, еще отцов скую одностволку. И опять зашагал по снежной целине.

Иду, следы разглядываю. Вижу — наискосок протянулась снежная борозда. Знать, пропахал ее крупный зверь. Лось? Нет. Крупней. Медведь? На коре ближней сосны клок бурой шерсти висит. Зверь прошел совсем недавно. Мне жарко стало — шатун. Он теперь лют — мимо не пройдет.

Зарядил я ружье пулей. Откинул капюшон с головы. Взяв ружье на «..товсь», стал тропить след. Решил добыть зверя.

Километра через два-три — незамерзший ручей. Теплыми ключами он питается. Медведь здесь воду «с руки» пил кругом набрызгал. Дальше след шел через высокоствольный ельник. Видимо,

устал зверь, часто ложиться стал. Под разлапистой елью долго лежал — много шерсти осталось на

месте лежки. И сердился, наверно, все нижние ветки изгрыз. Через полчаса преследование пришлось прекратить — стало темнеть. В сумерках можно и самому добычей стать.

Выбрал полянку в лесу. Нару бил сушняка, натаскал еловых веток на подстил. Развел большой костер.

Всю ночь бодрствовал у костра, хлопал себя по бедрам, бегал вокруг огня. Мороз не тетка!

Чуть посветлело — тронулся в путь. Бежать на лыжах стало легче — чувствовался отдых. А след заворачивал куда-то вправо. Перешел два змеистых ручья. Вскарабкался на высокий бугор. Я понимал — зверь слабеет. Чаще стал ложиться, хватал пастью снег через каждые тридцать-пятьдесят метров...

Погоня продолжалась больше двух часов. Степан Петрович уже и сам порядком устал, пот так и струился за шиворот, вся спина мокрая стала. В азарте и не за метил, как выскочил на знакомую поляну. Видит: остатки костра, подстилка из еловых веток. А на подстилке, на которой он провел ночь, сидит медведь.

— Выстрелил я,— вспоминал Петрович.— Прямо в грудь прицелился. Мишка-то дернулся и затих. Повалился на бок. Подошел я ближе, дай, думаю, для верности — в упор. Глянул, а у него из глаз катится слеза. Как у ребенка.

Степан Петрович закашлялся. А потом уже совсем другим голосом продолжил;

— Так-то, брат. С тех пор у меня на медведя рука не поднимается. Не грешен — больше ни одного не убил. А случаев было много, попадались. Только я сразу в другую сторону сворачивал.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
санек23

СЕМНАДЦАТЫЙ МЕДВЕДЬ

А. Терентьев

Спасибо за рассказ интересный и учит к уважению к зверю.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость Панкор

Встреча.

Автор Г. Дуркин

То было в июне. День выдался на редкость туманный. После дождя дороги разбухли так, что Федор Поташов еле-еле ехал на своем ДТ-74 по дальнему тракту.

Перед глазами тракториста вдруг предстала любопытная картина: на середине дороги, выбрав сухое место, весело кувыркались трое медвежат. Они не обращали никакого внимания на приближающийся трактор. Скоро его гусеницы почти нависли над мягкой пушистой шерстью одно го из медвежат. Малыши и не думали уступать дорогу. Наоборот, они собрались вместе, заняв воинственную позицию. Тракторист остановил машину и спрыгнул на землю. Но тут он услышал грозный рев и увидел в трех метрах от себя большую бурую медведицу. Одним прыжком она перепрыгнула через кусты и встала на задние лапы перед трактористом, преграждая ему путь к медвежатам.

Поташов быстро залез обратно в машину и выключил двигатель. Медведица села. Но как только Федя нажимал на стартер, медведица вновь поднималась на дыбы, и по всему лесу раздавался ее грозный рев. Замолкал мотор, замолкала и медведица. Так продолжалось снова и снова.

Наконец, Федя еще раз завел двигатель и включил заднюю скорость, трактор чуть-чуть подвинулся назад. Медведица как будто этого и ждала. Она встала и начала легонько пошлепывать медвежат. Вскоре все ушли в лес.

Хитрый медведь

Летом работали мы на одном из отдаленных сенокосных участков. Каждый день рано утром дед Михей барабанил молотком по сиденью старой косилки и громко кричал: «Подъем! Уха сверилась!» Ребята бойко выскакивали из своих палаток. Сделав физзарядку и выкупавшись в холодной воде быстро бегущей Пижмы, все дружно садились за длинный стол завтракать.

Однажды утром мы не услышали привычного возгласа. Сонливые и угрюмые, ребята выползали к поварне.

Звеньевой уже подал команду: «по коням», как явился старик, мрачный и неразговорчивый, Всем стало ясно: случилось что-то неладное. Вечером узнали, что у деда вытащили сети, некоторые разорвали и вынули рыбу. Но кто? Из наших никто никуда не ходил, потому что всю ночь шел проливной дождь. Да и никто из нас деда Михея обижать не будет, посторонние же в такую глушь не полезут из-за какого-нибудь окуня или карася. Посоветовавшись, мы решили помочь старику. Два парня пошли с ним дежурить, дед даже взял с собой старую дробовку. Сети они поставили на прежнее место возле берега, сами же залегли на противоположной стороне, укрывшись в густых зарослях смородинника и осоки. Всю ночь ни души. Только комары да мошка назойливо жужжали и лезли в глаза, в уши, за ворот рубашек, словом, куда им вздумается. Вот уже светает, но кругом тишина — ни одна ветка не дрогнет. Вася следит за серебристой гладью воды, за белыми точками поплавков. Дед Михей рядом с ним посапывает, положив под голову свою пищаль. Митя из другой «сторожки» зорко наблюдает за курьей озера, где тоже поставлены сети.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Гость
Ответить в этой теме...

×   Вы вставили контент с форматированием.   Удалить форматирование

  Разрешено использовать не более 75 смайлов.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.


  • Последние посетители   0 пользователей онлайн

    Ни одного зарегистрированного пользователя не просматривает данную страницу