Гость Панкор

Коми край в литературе

Recommended Posts

Гость Панкор

ЖУРАВЛЁВ-ПЕЧОРСКИЙ.

Василий Степанович Журавлев-Печорский родился в 1930 году в городе Мезене Архангельской области. А детство его прошло в Усть-Цильме Коми АССР.

Четырнадцати лет он пошел работать. Вначале пастухом на Печорской опытной станции, потом охотничал, рыбачил. По окончании курсов авиарадистов четыре года зимовал на охотничьей станции Синькин Нос, потом несколько лет служил в морской авиации на Балтике. После демобилизации работал в редакциях газет «Красная Печора», «Ухта», «Красное знамя».

Писать начал в годы службы. Первые рассказы «Почерк радиста» и «Доктор Зеленого мыса» были напечатаны во флотской газете, «На вахте» и журнале «Смена». В 1957 году в книжном издательстве Коми вышла первая книга стихов. С тех пор разными издательствами выпущено более десяти книг Журавлева-Печорского, в основном поэтических.

Вся жизнь Василия Степановича связана с землей Коми,

Много троп исходил он по родному краю с ружьем и без ружья.

ЗАЛИВЕНЬ

Коми книжное издательство. Сыктывкар 1978 год.

Фото из книги.

post-5-0-52946200-1335500287_thumb.jpg

ПОТЕРЯННЫЙ ТОК

ГРИГОРИЙ Васильевич, старый охотник, с которым мы большие друзья, не раз говаривал мне:

— Был ток. Где-то между болотами. Сказывали люди: чухаря оттуда возами возили. Столько его слеталось — солнце крыльями закрывало. Всю ночь шумела птица, рассаживаясь по деревьям. Был ток, да не стало. Никто к нему дороги не найдет. Заговорен, знать. Нам, старикам, не найти, а молодым пошто не попробовать? Около деревни какая охота! Сорок только пугать.

И хотя я знаю, что не всему верить, что хитрят порой старики, глаза нам отводят, чтобы поменьше в их «родовых» угодьях бродили с ружьями, но бывальщина про заговоренный ток покоя не дает. Пять вёсен его искал, а теперь и осенью хожу да подсматриваю: авось наткнусь.

И древней песни глухаря вдосталь наслушался, и ни с чем не схожие радостные стоны копалух, бегущих на зов токовика, запомнил на всю жизнь. Услыша такое, уже не поднимешь весной ружья на глухарку. И не раз метался в бреду, прихватив на охоте лютую простуду. А все уёма нет.

Все ищу. И весны ждать не стал; ток можно и осенью найти. Когда птица взматереет, она на какое-то время собирается около токовищ.

Уже который раз я замечаю глухарей, летящих в сторону Нижней Мачи. Не перелетающих с дерева на дерево, как бывает при кормежке, а летящих напроход. И сам с каждым разом забираюсь все дальше, в глубь Сопочного бора.

Вот и до Нижней Мачи добрались. Далеконько забрели с братухой. Придется в Митиной избе заночевать. Она километрах а десяти от места, где мы вышли к речке.

Я гляжу на часы. Всего полдень. Еще можно побродить.

Время за нами, но и перед нами тоже время. Оно нас спозаранку разбудило, а теперь мы ему покоя не даем.

Напротив нас Першина рассоха. Пригрубые, порой отвесные берега этого оврага пугают своей чернотой. Сплошные ельники!

Где-то там, за вершиной этой рассохи, начинаются болота, перейдя которые можно выйти к Белому ручью, что впадает в Пижму.

— А ток где-то тут. Между Белым ручьем и Мачей. Пройдемка, еще?

И хотя братишка устал, но характера ему не занимать, род у нас упрямый.

— Раз пошли, идти надо,— отвечает.

Близко к вечеру на полусухом болотце, заросшем карликовой березой, из-под самых ног начали взлетать глухари. Мы взяли двух «стариков». А глухари все взлетали и рассаживались по елкам, черные, как головни.

Сердце у меня зашлось. Расхотелось стрелять в доверчивых, никем не пуганых птиц.

— Вась, а Вась? — говорит братишка — Наверно, тот самый.

Надо дедку Гришке сказать.

— Молчок,— отвечаю.— Спросит кто — ничего не слыхали, никого не видали, пусто, мол, на Першиной рассохе, одна маята. Скажешь другу, а пойдет по кругу. Распугают птицу, перебьют, разлетится — и не поглядишь больше. Заговорить бы такие места, как это, от дурного глаза, от браконьерской жадности.

УШЛА БЕЛКА

В НЕНАСТНЫЙ день, прячась от нудного дождика под крышей сарая, косари хмуро глядели на пески, о которые бились серые волны.

-— Белка опять пошла. Не к добру,— проговорил кто-то.

— Ясно, не к добру. Тонет-то сколько...

Я только что спас одну. Плыла по волнам к луговому берегу. Из сил выбивалась. Выключил мотор и протянул весло. Откуда у нее резвость взялась? Прошмыгнула по веслу в нос лодки и спряталась под брезент, робко выглядывая оттуда. Но как только причалил к берегу — и нет ее, уже по песку бежит. Теперь доберется до бора. Туда спешит.

Рыженькая, мокрая, как не похожа она на того голубого зверька, что с громким цоканьем взбегает от собаки на верхушки елок поздней осенью.

— Густо пошла.

— Сгинет много. Она на воде держится, пока хвост не намок...

А попробуй его не намочить, если волны, как песцы, гонятся. Закрутят зверюшку, потеряет она направление, и начнет кружить... Воронья не зря по песку много бродит, легкая добыча кругом.

Вспомнились эти разговоры, когда первый снег выпал. Следов «треугольничком» не видать. Лайка не взвизгивает от нетерпения, но обнюхивает замшелые стволы елок. Всего одну за три дня нашла. Нет белки. Не любоваться мне этой зимой связками шкурок с дымчато-голубым мехом, не стучать обухом топора по сушинам, где частенько беличьи гнезда бывают, или гайна, как зовут их охотники.

— Нет, Ингусок, белочки-то сей год,— говорю собаке. Всего одна и бегает. Не ищи. Гнездо совьет — сама из него восемнадцатая выйдет. Побереги голос до того времени.

Нет белки. Ушла. А куда — никто не знает. Молчит тайга.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

НАС двое, мы ждем утра в новой избе, построенной совхозом для сенокосной бригады. Ингус приподнял голову, словно говоря, мол, идти пора. Сколько лет он верно служил хозяину, этот черный пёс с белой грудью, наш, коренной. Я знал его щенком, что залезал в меховую рукавицу, захлебываясь, тянул молоко через соску. Знал неутомимой в поиске, отчаянной до безрассудства лайкой, готовой броситься за сбитым с лиственницы глухарем в студеную воду речушки. Его голос не раз гремел на взгорках Белого ручья.

Он уже не тот, мой Ингус, для собаки тринадцать лет большой срок, глохнуть стал, нюх терять стал, но все так же рвется в тайгу, когда видит в моих руках ружье. Как не возьмешь с собой. Я не просто привык к нему, а по-настоящему люблю его— слишком много разговаривал с ним наедине.

— Что, Ингусок, кажется, пора?

Чуть брезжит рассвет. По знакомой тропинке, которую нашел бы и с закрытыми глазами, иду в глубь бора. И удивляюсь тишине. А кругом всё бело. Первый снег. Он, наверно, удивил обитателей бора не меньше, чем нас с Ингусом, особенно тех, кто еще не знает, какие перемены в их жизни предвещает он.

Зайчишка, заметив свои следы, сделал скидку и залег под кустом можжевельника, замер; что ж это такое? Молодой глухарь, прилетевший на галечник, подмочил свои меховые сапоги и скосил глаз: не вода, а сыро. Кукша раскричалась на весь лес: «Зима! Зима!» Знаем ее, старую сплетницу. Не разобравшись что к чему, чего не накричит. Не зима вовсе, а только первый снег выпал, снег, который быстро исчезнет. Ни к чему тревогу бить.

Белый ручей. Вершина его затерялась в необозримых болотах. Старый друг мой, с которым я немало побродил в лесах, Перфил Михайлович, сказал однажды:

— Вершина твоей Мачи и Белого ручья близко друг от друга лежат. От Медвежьей рассохи нужно напрямик идти через болото, пройти к трем высоким соснам. Около них ручеек журчит. Это и есть начало Белого...

Много раз я пытался добраться до того места, да так и не сумел: далековато. И Перфила Михайловича не стало, и я давно не бывал в близких сердцу урочищах, а все тянет туда, все хочется забраться выше по ручью: а что там?

Сегодня снег. Первый снег. Крутые откосы, усыпанные галькой, белеют в утреннем полумраке. Вот и пожни остались позади, и путик — охотничья тропа, неизвестно кем проложенная вдоль ручья, уводит меня все дальше в глубь соснового бора. Много разных деревьев в наших лесах, но самое красивое, пожалуй, сосна. Высокие, без единого сучка стволы и густая шапка-крона, а под ногами белый мох, не за это ли назван ручей Белым? Или за пески, что отливают белизной? Слышу, как сбоку бурлит вода, вижу в быстром потоке пожухлую листву берез, среди которой, как огоньки, выделяются листья осин, сбитые ветром. Как сейчас слышу знакомый голос с хрипотцой:

— Ты сходи туда, не пожалеешь. Места там интересные. На взгорках много света, а на другом берегу такие чащобы, что хочется поскорей на дорогу выбраться. Чернолесье, травяники...

Перфил Михайлович, Перфил... Сколько тропинок ты мне указал, сколько неведомого открыл! По твоему совету летним утром я впервые пришел к развалинам старой мельницы и, закинув удочку в бурлящий поток, где и воды-то, .казалось, всего до пяток, вытащил черноспинного хариуса. Сколько раз бывал здесь после, а первой встречи не забуду. Чем выше по ручью забираешься, тем круче берега, глубже омуты и гуще чудом уцелевшие по берегам после сплошных рубок леса. Подойдешь к откосу, заглянешь в яму и увидишь локотных хариусов, неподвижно стоящих у коряг. Без шума, не спеша, стараясь, чтоб твоя тень не падала на воду, забрасываешь удочку— и поплавок тут же исчезает. Здесь не то, что на пойменных озерах, не размахнешься удочкой, чуть не так дернул, погорячился, и леса зацепилась за сук, а хариус повис в воздухе, бьется и срывается с крючка, только круги по воде расходятся. Поделом. Уметь надо. Идешь дальше и настораживаешься. У перехода через болотце, за которым снова начинается сухой белый бор, ободрана кора с деревьев, свисает ошмётками до самой земли. Кто ж так постарался?

- Погляди там,— наказывал мне однажды Михаил Игнатьевич, старый крестьянин, полуслепой, которому уже за восьмой

десяток перевалило, а все еще на сенокос ездил. — Погляди, есть ли ошмётки. С весны, говорят, травяник там бродил. Матка. Василию сказать надо. Он мастер на медведя ходить...

Ободранная кора по деревьям признак того, что участок занят, чужаку сюда соваться нечего, хозяин может дать пришельцу взбучку — отточил молодой косолапый свои когти. Стоит где-нибудь случайно обломиться ветке, как удилище вздрагивает в руке и, оглядываясь по сторонам, долго не можешь успокоиться. После я понял: Михаил Игнатьевич был прав: травяник тут живет. Угодья у него богатые, разнотравью калтусов, порой не проходимых для человека, можно только позавидовать. А если; заглянешь сюда осенью, сколько тут бурой от сока, переспевшей брусники, лежащей на белом мху, столь тяжелой, что ветки не могут держать ее, обязательно вернешься сюда. Выпал снег. Первый снег. И мне чуть жаль, что не успел побывать здесь по раньше, когда только начинался листопад. Весной, по большой воде, хариус забирается в самую вершину ручья, где даже в жаркую пору, когда в пижемских наволоках становится душно от запаха мяты и клевера, когда солнце обжигает лицо, когда тучами вылетает на луга овод, здесь прохладно, и вода остается холодной. Что и нужно ему. Осенью наоборот: стоит начаться листопаду, как черноспинные красавцы стаями начинают спускаться вниз по течению или, как говорят у нас, сплывать в реку, где зимуют в глубоких ямах, у самого дна, редко поднимаясь на кормежку.

Жаль. Не успел. Зато в другом повезло. Первый снег увидел. Первый снег. Кто это на нем копытца свои выгравировал? Олени! И как бы хотелось, чтоб это были настоящие дикари, что еще не перевелись в пижемских лесах, в предгорьях Тимана, в междуречьи — на болотах, лежащих между Пижмой и Цильмой, что в зимнее время табунами делают большие переходы. Нет, скорей всего на Белом ручье снова прижился приболевший весной и отставший от стада домашний олень. Он может вернуться к сородичам, когда они будут проходить на зимние пастбища, а может выбрать и другой путь — прибиться к диким. «Дикари» любят это. Много беспокойства приносят они пастухам. Целые гаремы важенок угоняют порой из молодых стад стройные, широкогрудые, с раскидистыми рогами ухажеры.

Присаживаюсь на большой мшистый пень под самым откосом, закуриваю. Спешить некуда. А Ингус не зря метался по чаще, нашел-таки глухаря, поднял его с земли. Большая черная птица взлетела с галечника и села на густую раскидистую сосну, стоящую поодаль от других. Издали вижу только темное пятно да Ингуса, что лает, крутит хвостом, словно совершает перед царь-птицей ритуальный танец. И глухарь вытягивает сквозь сучья голову, издает какой-то звук, отдаленно напоминающий хрюканье, с любопытством наблюдает за собакой.

Подхожу сбоку — так ближе и незаметней. Снег смягчает шаги. Поднимаю ружье к плечу...

Взяв за лапы упавшего на первый снег глухаря, чувствую в руке приятную тяжесть. И тут вспоминаю старого охотника Василия Александровича Дуркииа. Всю свою жизнь, не считая двух войн, первой мировой и Великой Отечественной, он провел в Пижемских лесах. Этот человек в своих угодьях еще с весны знал, сколько там будет птицы, белки, зайца, лисы, где живут выдры и норки, где дуплится куница. А какой стрелок был!

Постарел Василий Александрович, уже трудно поверить в то, что этот худой, разбитый параличом человек, еле переступающий с ноги на ногу — тот самый охотник, чья слава в свое время бродила далеко за пределами Пижмы. Только здесь, на проби том неизвестно кем давным-давно путике можно понять старого охотника.

Василий Александрович познакомил меня с Пижмой, с ее необозримыми лесами. Перфил научил чувствовать себя в лесу как дома в любое время суток. От каждого из них я взял то, что еще не раз пригодится в дороге жизни.

Взошло солнце. Снег начинает исчезать на глазах. Вода в ручье уже не кажется черной, как смола, а бор из золотистого стал красным. Так вот откуда выражение «красный лес». Я гляжу на сочные бурые ягоды, нагибаясь, беру горсть брусники и чувствую, как она тает на губах. Та ли это брусника, что еще совсем недавно белела на взгорках? Солнце, заморозки и первый снег завершили ее созревание. Теперь до глубокого снегопада и стойких холодов птица будет жировать на ягодах. Ее в этом году, несмотря на позднюю, холодную весну, больше, чем в прошлую осень. И как хочется, чтоб она не выводилась по Белому ручью, чтоб глухариные выводки заставляли вздрагивать от испуга, взлетая из травы, растущей по калтусам, неискушенных рыболовов, что уже прослышали о хариусе Белого ручья и забираются по нему все выше.

Выхожу на знакомую тропку. Проясняет. Легкий ветерок покачивает вершины замшелых елей, и я, как на чудо, гляжу на старую раскидистую рябину, обвешанную крупными гроздьями ягод. И на земле — ягода, исклеванная птицами. Сколько же ее но этом дереве. Ни листочка не осталось, а гроздья висят, словно ждут, когда налетят птицы. Недолго ждать — подует сиверок, заметет землю и начнется здесь птичье гостеванье.

Я жду, когда Ингус снова подаст свой голос. А где-то на Вычегде или на Выми, Удоре или Сыне так же идут по своим тропам мои друзья-охотники. Они берут у тайги не сколько надо, а сколько можно, берегут ее, как самое дорогое в жизни, любят, как могут настоящие сыновья любить материнский дом, ночуют в избушках, а то и просто под густой елкой. Каждый, наверно, спрашивает себя: а что там, где я еще не был?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
санек23

Владимир, с мелканом приходилось белковать , но намного поже . Но условия там были не такие тяжелые , учили меня по " носику" бить. А вот про слежку это в точку! Иная белка так пойдет ,что держись! Вот почему все гда отдаю предпочтения лайкам с верховым чутьем и стабильной слежкой. Но и сама эта охота из пацана 12-14 лет формировала охотника, учила его таежноым университетам. Помню, как с не терпением ждал осених каникул! Батя давал старое ружье Иж-5 , 31 года двацатку и собаку. А к ниму вечно гильз не хватало , вечером приходишь и заряжаешь. И сколько гордости было когда придешь и принесешь пяток добытых за день белок! В 9 классе в летние каникулы заработал , помню, денег и купил щенка в Свердловске, по очереди. Эта была сука РЕЛ от Куклы и Лапика Стихина. Назвал Юкса. Стоил щенок 40 рублей. Сколько гордости было , это МОЯ собака, с документами! И сейчас мне кажется , что молодым охотникам , при возможности, надо имено начинать с белки . Как молодой лайки, а уж потом кабаны, медведи.

Охота и тем более с раннего возраста да еще с собакой это и есть самая главная учеба которая делает из подростка настоящего человека и мужчину. Нас на квартале росло четверо одногодок, четверо пацанов, всегда везде вместе были, вместе в футбол вместе по дискотекам, вместе дрались, выпивали не без того, но к сожалению увлечение выпивкой сыграло свою злую шутку с остальными тремя. Я же больше всего был увлечен охотой с собаками, сколько запоминающихся моментов смешных и курьезных, и как икона для меня батины глаза, улыбающиеся и преисполненные нескрываемой гордости за то что сын растет настоящим охотником.

По поводу того что начинать надо с белки соглашусь, хоть в нашем районе ее нет но разве не красиво смотреть на настоящую работу лайки!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
sportsmen 84

Охота и тем более с раннего возраста да еще с собакой это и есть самая главная учеба которая делает из подростка настоящего человека и мужчину. Нас на квартале росло четверо одногодок, четверо пацанов, всегда везде вместе были, вместе в футбол вместе по дискотекам, вместе дрались, выпивали не без того, но к сожалению увлечение выпивкой сыграло свою злую шутку с остальными тремя. Я же больше всего был увлечен охотой с собаками, сколько запоминающихся моментов смешных и курьезных, и как икона для меня батины глаза, улыбающиеся и преисполненные нескрываемой гордости за то что сын растет настоящим охотником.

По поводу того что начинать надо с белки соглашусь, хоть в нашем районе ее нет но разве не красиво смотреть на настоящую работу лайки!

Кто с лайки начинает,а Я с гончих начинал!!! :kolobok_plus_victoria::icon_poz::Laie_69:

Можно посмотреть здесь http://www.ohotaslaikoi.ru/forums/topic938.html

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
санек23

Кто с лайки начинает,а Я с гончих начинал!!! :kolobok_plus_victoria::icon_poz::Laie_69:

Можно посмотреть здесь http://www.ohotaslaikoi.ru/forums/topic938.html

Значим мы с Вами одной крови :smile100: у меня лайка всего четыре с половиной года назад появилась а так всю жизнь РГ РПГ батя держал. Главное не порода а страсть к охоте :Laie_69:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Гость
Ответить в этой теме...

×   Вы вставили контент с форматированием.   Удалить форматирование

  Разрешено использовать не более 75 смайлов.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.


  • Последние посетители   0 пользователей онлайн

    Ни одного зарегистрированного пользователя не просматривает данную страницу