Схватка с кабаном. Рассказ В.Максимова

[pailot]

Схватка на реке Ботчи

Я стоял сверху по склону и целил в голову кабана, который невероятно быстро для такой огромной квадратной туши бежал в прогале между кустов в моем направлении, разбрызгивая снег вокруг себя мелкой пудрой и оставляя в нем широкую борозду.

«Дзи-и-инь»!» — коротко раскатилось по склонам после моего второго выстрела. Но и на сей раз кабан не сбавил хода, а расстояние между нами стремительно, смертельно уменьшалось. Он уже должен был скрыться в сухих кустах элеутерококка и лимонника, обрамляющих арену поляны, когда собаки в очередной раз предприняли отчаянную попытку остановить его. Самая смелая, с печально-трагическими глазами, Найда, со вздыбленной на загривке шерстью, резко рванулась к кабану и повисла у него на боку. Несколько мгновений зверь тащил ее, словно намертво прилипшую своей ощеренной мордой к его щетинистому боку, прочерчивая ее будто одеревеневшим телом вторую извилистую борозду в рыхлом снегу. Только пушистый хвост Найды иногда напряженно вздрагивал и поднимался.

Кабан, резко мотнув головой в сторону собаки, легко «отлепил» ее от себя, а она как-то нелепо-неуклюже перевернулась в воздухе, судорожно дрожа ногами и падая спиной в снег. В ее так и неразжатой пасти я успел заметить торчащий во все стороны пучок кабаньей щетины. Сам же кабан скрылся в кустах, за которыми и начиналась та самая круглая поляна, на противоположном краю которой рядом с изуродованной грозой огромной лиственницей стоял я.

Я успел увидеть, как ярко и внезапно окрасился красным белый-белый, пышный снег, как куда-то в сторону от кабана поползла Найда, а за ней, паря на снегу и будто разматываясь, потянулись розоватые кишки. Я видел, как один кобель сходу остановился, тормозя передними лапами, и, застыв рядом с Найдой, стал принюхиваться к чему-то на снегу. Я видел, как у него почти к самому животу поджался хвост. Второй кобель скрылся в серых кустах вслед за кабаном. И только после этого я услышал жалкий, жалобный скулеж Найды. И сухой треск в кустарнике на противоположной стороне поляны.

Я ждал появления кабана, но все равно он выскочил из кустов внезапно, стремительно, как торпеда в надводном положении, устремив свой бег к лиственнице, за которой был я. По треску в кустах я предполагал, что кабан вылетит из кустов примерно напротив меня. И все-таки он застал меня врасплох.

Уже были видны его злые темные бусинки глаз... Две пули, это точно, срикошетили о ледяную корку (а может, прошли скользом), наросшую на лопатках кабана, расплескав ледяную крошку в маленькое, быстро стаявшее облачко. Точно и то, что из кустов элеутерококка, окаймляющих «мою» поляну, кабан появился прямо напротив меня...

Нас разделяло уже метров тридцать. Кабан бежал легко. Он не сбавлял хода, хотя двигался вверх по склону. И сзади него, и с боков, так же как и на предыдущей поляне, словно за аэросанями, взвихривалась маленькая снежная пурга. Чуть сбоку от него, молча, мощными скачками, мчался здоровенный беспородный пес, которого я тут же окрестил Камикадзе. Он бежал наперерез кабану. Направляющие их движений должны были пересечься метрах в пятнадцати от меня.

Казалось, кабан столь же мало обращал внимания на кобеля, как на другие досадные мелочи, препятствующие его движению вперед. Веселая, вся в живой яркой зелени сосенка, с жердь толщиной, оказалась на пути зверя, прижимаемого Камикадзе. Так же, как и в эпизоде с Найдой, секач молниеносно мотнул головой. Промерзшая древесина сосны звякнула, как звякает топор, ударяющий в схваченную морозом лесину лиственницы, и деревце, слегка подпрыгнув, упало в снег, обнажив ровный срез на уровне левого, очень белого и длинного трехгранного клыка кабана.

«Только не спеши! Спокойно!» — уговаривал я себя, целясь в непомерно массивную голову, стараясь подвести мушку в пространство между бусинами глаз. Я уже видел их злой, холодный огонь, а также клыки, оттопыривающие в какой-то злобной усмешке верхнюю губу кабаньей пасти.

Камикадзе возник возле самой морды кабана. Его свирепый оскал и глухой рык привели вепря в недоумение, что немного замедлило его движение, а потом остановило совсем. Опустив тяжелую голову и легко помахивая ею, кабан вальяжно, как подвыпивший матрос на причале, переваливаясь из стороны в сторону, пошел на Камикадзе, развернувшись боком ко мне. Прицел карабина застыл чуть ниже его левой лопатки, а мой палец начал плавно давить на спуск. В этот момент Камикадзе и кабан вновь развернулись и слились воедино, образовав невиданное двухвостое животное. Пес своей головой и частью тела почти закрыл от меня голову и лопатку кабана...

Пуля чавкнула, как камень, упавший в жидкую грязь, и я по звуку понял, что не промахнулся.

Камикадзе мгновенно, как будто у него сразу отказали все четыре ноги, рухнул, превратившись в какую-то рыжую кочку на белом снегу. И в эту кочку кабан, у которого откуда-то сбоку сочилась, парила и стекала на снег по передней ноге густая темная кровь, с остервенелым наслаждением стал всаживать свои клыки, терзая и переворачивая ее так, что рыжая шерсть летела во все стороны. Слева направо. И справа налево. Кабан своими движениями напоминал заведенную машину. И судя по силе и ярости, с которой он всаживал свои клыки в Камикадзе, завод этот должен был кончиться не скоро. Казалось, кабан урчал от удовольствия, глубоко всаживая клыки в тело кобеля и слыша хруст ломаемых ребер.

Я тоже слышал этот характерный хруст. Во рту, как и после второго выстрела, когда я понял, что пуля не остановила кабана, по-прежнему было холодно, словно от мятной конфеты или от медяка, а в животе образовался вакуум. И все же я тщательно и хладнокровно прицелился, успев скинуть с левой потной руки суконную рукавицу — Камикадзе дал мне на это время, — и выстрелил в бок кабана. Под лопатку...

Я не почувствовал отдачи. И не слышал звука выстрела.

Мир вдруг стал черно-белым немым кино. И в этом кино я увидел, как из пасти кабана, розовато пенясь, потекла густая кровь. И секач, удивляясь чему-то, недоуменно замотал головой, зашатался и, ткнувшись мордой в снег, упал на передние, вдруг подкосившиеся ноги, а через мгновение тяжело рухнул на бок рядом с развороченной рыжей «кочкой».

Отчаяние, этот предвестник паники (тем более что надеяться мне было абсолютно не на кого), которое я испытал после второго выстрела, когда стало казаться, что я стреляю не из карабина пулями, а из бамбуковой трубки горохом, — отчаяние стало медленно уходить из меня. Но я не чувствовал облегчения — огромная тяжесть все еще давила мне на плечи.

Я знал, что в магазине у меня остался последний патрон. Он мог еще пригодиться — или для того, чтобы добить кабана, или чтобы пристрелить Найду. Знал я и то, что третья пуля, убившая Камикадзе, который в последний миг загородил собой бок кабана, видимо, прошла навылет, легко ранив последнего. Четвертая пуля (но об этом я узнал позже, когда разделывал тушу), пробив и ледяной, и щетинисто смоляной панцирь, сломав лопатку, прошла через легкое и остановилась в сердце кабана...

Ко мне подбежал Трус — так я обозвал третьего пса, увязавшегося два дня назад вместе с Камикадзе, еще в поселке, за моей Найдой, а потом и за мной на охоту, — и лизнул меня в лицо своим горячим языком. Вид у него был беспечный и веселый. Казалось, ему от полноты чувств хотелось или запеть, или беззаботно рассмеяться.

Да, подумал я, трусы, как правило, всегда остаются целы. И вроде бы в этом их преимущество. Но в этом и изъян: от труса рождается только трус, и появляется трусливое племя.

У кабана, даже мертвого, были хоть и потухшие, но злые глаза. И как же мне хотелось выстрелить в его огромную башку еще раз, когда я подошел и увидел, что он сделал с Камикадзе! Я с трудом сдержался. И не только потому, что мертвого не сделаешь мертвее. Последняя пуля, как я говорил, могла еще пригодиться для Найды. О ней я помнил все время. Хоть она и лежала беззвучно, но по ее вздымающемуся боку я видел, что она еще жива. Что она еще дышит…

* * *

Но жалости к секачу у меня тогда точно не было. Усталость какая-то была. А жалость появилась потом, значительно позже, когда мне пришлось пристрелить красивого и гордого зверя, которого волки загнали на скалистый прижим, и он, оступившись, упал на лед реки Ботчи, впадающей за много километров от этого места в Татарский пролив...

Волки, увидев меня, неожиданно вынырнувшего из-за поворота реки, бесшумно и плавно скрылись, будто растаяли в низких тучах, ползущих над высоким берегом.

Я подошел к лосю и увидел, что три ноги у него переломаны, а одна передняя как-то неестественно, под прямым углом к телу, торчит в сторону. Как будто лося «собирал» неумелый конструктор, не совсем понимающий, для чего животному надобны конечности. Лось смотрел на меня очень спокойно и как-то отстраненно, пока я снимал лыжи и задниками втыкал их в плотно слежавшийся на льду реки снег. Дрожь волнами пробегала под его кожей, а голова с большой тяжелой короной рогов склонялась все ниже. С мягких губ капала пена.

Я обошел лося и увидел, что острая розовая кость задней ноги, пропоров шкуру, копьем вонзилась в его живот. Испытывая к бедняге острую жалость, я снял с плеча карабин и почти в упор выстрелил под его переднюю ногу, прекратив тем самым страшные страдания зверя.

Уже вечерело, поэтому мне некогда было снимать с лося шкуру (назавтра с замерзшей туши это будет сделать значительно труднее). Топора, чтобы вырубить из туши кусок мяса, у меня с собой тоже не было.

Я надел лыжи, когда на небе уже проклюнулись первые бледные звезды. Где-то совсем рядом нудно завыл волк.

После того выстрела в изувеченного и беспомощного лося во мне занозой засела жалость. А когда в душе поселяется жалость к зверью, охота кажется убийством.

* * *

К кабану жалости во мне не было — я точно помню, как пнул со всей силы в его хрюкальник своим мягким ичигом. Облегчения от этого, правда, не почувствовал. Наоборот, стало даже как-то хуже. И ушибленная нога заныла, будто я со всего маху врезал в огромный валун.

Помню, как опасливо и шумно, втягивая носом воздух, Трус обнюхивал то мертвого глыбоподобного кабана, то бесформенную кучу рыжего меха с заледеневшими красными подтеками крови; как он после этого, весело подскочив к безжизненно лежащей Найде, стал прыгать возле ее морды, время от времени хватая разгоряченной пастью снег, приглашая ее поиграть с ним. «Кыш! Пошел!» — зло крикнул я псу и замахал руками, боясь, что он может ненароком порвать или запутать кишки Найды. Помню, меня удивило, что они такие длинные. Я стал осторожно собирать их и засовывать внутрь... Разрез кабаньего клыка, длиной сантиметров десять, был прямой, как луч. Клык легко пропорол шкуру и мышцы, развалил несколько ребер, но, к счастью, не задел внутренностей. Пока я засовывал кишки, стряхивая с них налипший снег и внимательно просматривая, не повреждены ли они, Найда безучастно лежала на боку и только слабо поскуливала. Какое-то время она ползла прочь от кабана, и кишки, вываливаясь на снег, зацепились петлей за острый еловый сук, торчащий из снега. Наверное, это незначительное препятствие и остановило ее. Если бы она продолжала ползти дальше, сучок наверняка распорол бы кишки. Тогда собаку пришлось бы пристрелить...

Я помню, как она, с трудом выворачивая голову, смотрела на меня и мои руки. Меня тогда удивило, что кишки холодные; прилипший к ним снег я вскоре уже не стряхивал и засовывал кишки в Найдино нутро, как длинную связку сосисок — в морозильную камеру.

Я зашил Найде бок простой иголкой с черной ниткой, замазав шов древесной смолой, которую соскреб ножом с соседней ели. Собака еще поскулила немного и стала покусывать мою руку, которой я сжимал разрыв, и тут же ее лизала сухим горячим языком. И тогда я говорил ей: «Ну потерпи! Не дергайся, Найдушка! Все будет хорошо, инвалидушка ты моя!» Все время операции Трус лежал рядом и с любопытством, как интересное кино, смотрел на происходящее, туда-сюда поворачивая голову.

Потом, когда шов у Найды зарос, под шкурой ощущались только бугорки четырех или пяти сросшихся ребер. А тогда, на поляне, я туго обмотал тело Найды своими запасными байковыми портянками и закрепил их бечевкой, которую отвязал от поняги.

Короткий зимний день уже был на исходе. Я связал боками свои лыжи, положил на них Найду и тронулся в путь в уже обступающих меня сумерках.

Иногда, при толчках, Найда слабо поскуливала, а иногда казалась совсем безжизненной. Благо большую часть пути до зимовья я вез ее по пробитой в снегу и хорошо утоптанной тропе. Рядом, весело помахивая хвостом и хватая пастью свежий снег, густо поваливший из бархатной темноты неба, бежал Трус.

«Хорошо, что снег пошел, — подумал я, нащупывая ногами тропу, на которую мы, наконец, вышли. —Присыплет тушу».

* * *

Устал я тогда до безразличия ко всему, и те полтора километра, что оставались до зимовья, казались мне препятствием почти неодолимым. Хотелось рухнуть в снег и уснуть. Так я и сделал — лег на нетронутый снежный бордюр высотой чуть ли не до бедра, обрамляющий тропу с двух сторон. Мне нужно было хоть немного отдохнуть...

Владимир Максимов 21 февраля 2013

http://www.ohotniki.ru/dog/article/2013/02/21/638048-shvatka-na-reke-botchi.html

[hiller]

...не смог с первого раза дочитать..ещё когда читал в журнале...у меня нет цензурных слов, что бы высказать своё отношение к автору. Стрелять собаку и рассуждать КАК сильно ЭТА пуля ранила зверя?! Мне не понять.....

[Assenniy]

Конечно на охоте всякое случается и человеческие жертвы не исключение, но и впрямь, рассказывать об этом, да еще с оттенком величия и гордости...??? Нельзя!

[seychellec]

[Эгесихора]

Нормальный рассказ, передающий всю правду тяжелой и опасной охоты на кабана...

[hiller]

Нормальный рассказ, передающий всю правду тяжелой и опасной охоты на кабана...

.....ну да....Андрюха прострелил ШУМАХЕРА и рассуждает как сильно досталось кабану......

Свет...кабан стоит БОКОМ к мудаку и когда собака ...развернулись и слились воедино, образовав невиданное двухвостое животное. Пес своей головой и частью тела почти закрыл от меня голову и лопатку кабана...это ЧУДО ПРИРОДЫ стреляет....какая беда ему угрожала?!

[Эгесихора]

.....ну да....Андрюха прострелил ШУМАХЕРА и рассуждает как сильно досталось кабану......

Типун тебе на язык, окоянный :kolobok_addon_stars:/>/>

Свет...кабан стоит БОКОМ к ***** и когда собака ...развернулись и слились воедино, образовав невиданное двухвостое животное. Пес своей головой и частью тела почти закрыл от меня голову и лопатку кабана...это ЧУДО ПРИРОДЫ стреляет....какая беда ему угрожала?!

Я не думаю, что мужик спецом застрелил собаку. Я поняла, что он нажал на курок и собака передвинулась одновременно и попала под выстрел.

Рассказ тяжелый, но именно этим и можно прочувствовать, что охота - это не развлечение, и случится может все что угодно, особенно когда один на один с серьезным зверем.

[hiller]

Типун тебе на язык, окоянный :kolobok_addon_stars:/>/>/>

Я не думаю, что мужик спецом застрелил собаку. Я поняла, что он нажал на курок и собака передвинулась одновременно и попала под выстрел.

Рассказ тяжелый, но именно этим и можно прочувствовать, что охота - это не развлечение, и случится может все что угодно, особенно когда один на один с серьезным зверем.

....а может таким "мужикам" и не стоит охотиться на серьезного зверя....и уж тем более не описывать своих "подвигов"?

[Эгесихора]

....а может таким "мужикам" и не стоит охотиться на серьезного зверя....и уж тем более не описывать своих "подвигов"?

А может не нужно быть таким категоричным? Ты ж его не знаешь...

Я в рассказе бравады не увидела...увидела правду жизни...но это лишь мое мировосприятие...так что не претендую на истину.

[hiller]

А может не нужно быть таким категоричным? Ты ж его не знаешь...

Я в рассказе бравады не увидела...увидела правду жизни...но это лишь мое мировосприятие...так что не претендую на истину.

...согласен...не знаю...и знать не хочу. И на охоту в жизнь бы с таким не пошел....А ты, пошла бы с таким со СВОИМИ собаками?

[Эгесихора]

...согласен...не знаю...и знать не хочу. И на охоту в жизнь бы с таким не пошел....А ты, пошла бы с таким со СВОИМИ собаками?

Ну при чем здесь я и мои собаки? В жизни может случится все что угодно с кем угодно, и ни кто не от чего не застрахован.

Я стараюсь лишний раз не рисковать, и с непроверенными или незнакомыми людьми на охоту не ходить, но об этом человеке мы ведь ни чего не знаем.

Твоя версия, что он пристрелил собаку специально? Тогда, если так, то зачем ему собирать кишки другой собаке. Хлопнул бы и ее и не возился.

Андрей, еще раз говорю, я воспринимаю этот рассказ, как правду жизни. Хорошо это или плохо, но так случается. И автору нужно было иметь мужество рассказать так. Потому что признаваться в том, что испугался не каждый способен.

[пан 76]

сказка...... Выстрел в сердце!!! Кабан упал через собаку .... Баюсь спросить каким патроном... Не верю...

[Гость Vovan]

сказка...... Выстрел в сердце!!! Кабан упал через собаку .... Баюсь спросить каким патроном... Не верю...

Почему сказка? не обязательно в сердце что бы умер еще не коснувшись телом земли,я не имею в виду( мозг,позвонок..)а и с сердцем в хлам дела творили..по разному как то.

[Просто Крестьянин]

Почему сказка? не обязательно в сердце что бы умер еще не коснувшись телом земли,я не имею в виду( мозг,позвонок..)а и с сердцем в хлам дела творили..по разному как то.

Случай был-добирали мишку зараненого ,так вот нас спасло что пуля оружейная при выстреле оторвала клапан на сердце,зверь тут-же упал замертво,а с пробитым сердцем уходят на довольно приличные расстояния.

[Гость Олег.Н]

У нас как-то раз собаки загнали одинца в тупик крутого оврага,мы вчетвером его расстреливали сверху,- две пули прошли через легкие,одна через сердце и одна по ЦНС(позвоночник).Последняя свалила зверя сразу,но даже после этого он на полметра извивался с минуту и даже собаку одну чирканул.

P.S.

Я с таким фраером не пошел бы на охоту,-такой в горячке не только собаку,но и человека стрельнет запросто(ИМХО)